Девять женщин Андрея Миронова

Беда пришла два дня спустя. Егорова гуляла по Арбату, поскользнулась и больно ударилась спиной о ледяной асфальт. Больше в те дни она гулять не выходила, лежа пластом у себя дома. А Миронов пропадал в театре, репетируя «У времени в плену», а также играя репертуарные спектакли. Так, 16 января он вышел на сцену в костюме Фигаро. В этот же день Егоровой стало плохо и она попросила соседку по коммуналке вызвать ей «Скорую». Врачи определили у нее предродовые осложнения и отвезли в роддом в Тушине. А тамошние врачи вынесли Егоровой страшный вердикт: ребенка спасти нельзя! «Почему?» – вырвалось у Егоровой. «Не надо было травиться!» – последовал убийственный ответ. Почему врачи решили, что она травилась, так и осталось загадкой. Но в главном врачи не ошиблись: на следующий день Егорова действительно родила мертвого мальчика. Когда об этом сообщили Миронову (сразу после спектакля «Клоп»), он тоже впал в ступор. Ситуацию усугубило еще и то, что в эти же дни в больницу с тяжелейшим инсультом угодил и его отец Александр Менакер. Как Миронов выдержал все эти испытания, одному Богу известно. А ведь ему еще приходилось выходить на сцену и веселить публику: 18 января это была «Баня», 19-го – «Дон Жуан», 23-го – «Интервенция», 24-го – «Дон Жуан», 26-го – «Фигаро», 28-го – «Клоп», 30-го – «Интервенция», 31-го – «Женитьба Фигаро».

В день выписки Егоровой случилась накладка. Врачи, подумав, что она уже уехала, сказали об этом Миронову, который приехал за ней чуть позже назначенного времени. И Миронов подумал, что потерял свою возлюбленную: зная ее импульсивный характер, он решил, что она специально уехала без него, чтобы… утопиться. К счастью, ситуация прояснилась спустя полчаса. Миронову хватило ума перезвонить в больницу, где ему сообщили, что Егорова никуда не уезжала и по-прежнему ждет его в приемной. Андрей тотчас примчался в больницу и забрал возлюбленную к себе в Волков переулок. Там Егорова пробыла чуть больше недели. А потом, воспользовавшись моментом, когда Миронов был в театре, позвонила своей соседке по арбатской коммуналке и попросила прислать ей такси. На нем она и вернулась к себе домой. Когда вскоре туда примчался Миронов, она заявила ему, что хочет побыть одна и разобраться в своих чувствах к нему. Как ни больно было это слышать Миронову, но он тоже стоял перед той же проблемой. Вот уже почти четыре года они были знакомы, но иначе чем мукой эти отношения назвать было сложно. Оба понимали, что дальше так продолжаться не может, но сделать решительный шаг в какую-либо сторону ни у него, ни у нее смелости не хватало. Именно тогда Миронов признался своей возлюбленной: «Ты знаешь, в чем мое несчастье. Когда я был ребенком, совсем маленьким, родители все время репетировали дома. Я подглядывал в щелочку из своей комнаты. Они постоянно репетировали, играли, и мне вся жизнь представилась игрой. У меня отсутствует граница между жизнью и театром. И вот я доигрался…»