Девять жизней Греты. Смерть отключает телефон

— Машина стояла на скорости! Ты понимаешь, о чем я. Но, когда я села в нее и отпустила ручник, машина покатилась вперед. Неуправляемая! И тогда я поняла все… — Голос Магдалены становился все тише и тише. — У тебя не хватило решимости сделать это с «Ситроеном», с машиной твоей жены, но хватило ума перерезать тормозной шланг моей машины.

— Не говори глупости, — буркнул Горги и снова спрятался под одеяло.

— У меня сердце разорвалось, когда я поняла, что произошло и почему моя машина летит на бензиновую станцию… Это ты убил меня, Горги! Убил, чтобы я не мешала тебе! Думаешь, я не понимала, что ты не мог простить мне Мари, того, что тебе пришлось оставить ее? Ты и на Грете-то женился, чтобы поскорее забыть ее! Ты любил ее.

— Зато ты никого не любила, кроме себя, — зло прошипел Горги и закрыл глаза. — Уходи, слышишь? Я не хочу тебя видеть!

— Pourquoi? (Почему?)

— Puisque. Je suis devenu fatigué de toi, vous comprends? Puisque dans moi maux principaux. J’ai la température. (Потому что. Я устал от тебя, понимаешь? Потому что у меня болит голова. У меня температура.)

— I ainsi pour long recherché vous. (Я так долго искала тебя.)

— Au lieu de torturer de moi, chauffez а moi le lait… (Вместо того чтобы мучить меня, согрей мне молока…)

Он вдруг услышал, как по комнате кто-то ходит. Гремит посудой. Он слышал еще и стук каблуков. Магдалена словно материализовалась и теперь пыталась вернуться к нему. Или же (у него от ужаса волосы зашевелились на голове!) он умирает и приближается к ней, перешагивает ту грань, что отделяла его от покойницы-матери?

Он сорвал с себя одеяло, словно только там, в душной постельной норе, он и мог встретить свою смерть, и вдруг увидел Мари Аньес. Она была в яркой розовой куртке, ярко-синих джинсах и белых сапожках. Щеки ее разрумянились от мороза. Она, глядя на него с любовью и с легкой сумасшедшинкой в глазах, наливала в кастрюльку молоко.

— L’amour est mon… (Любовь моя…) Vous êtes tombé Illinois. Mais j’aide а toi… (Ты заболел. Но я помогу тебе…)

Она подошла к кровати, опустилась на колени и поцеловала мокрого от пота бледного Горги.

— Je serai toujours avec toi, vous entends? Toujours. Je t’aime. (Я всегда буду с тобой, слышишь? Всегда. Я люблю тебя.)

Горги крепко зажмурился, но тут же снова открыл глаза и вновь увидел Мари Аньес.

— Je vous conduirai loin par conséquent. Voici que vous obtiendrez bien, et nous laissez partir! (Я увезу тебя отсюда. Вот поправишься, и мы уедем!)

Горги повернул голову и посмотрел на то место, где еще недавно он видел Магдалену. Ему показалось, что он заметил на подоконнике горстку пепла… — Мари Аньес…» 

Эпилог

— Александр, к тебе можно?

В комнату на цыпочках вошла жена. Александр Николов оторвался от чтения и посмотрел на нее каким-то отстраненным взглядом:

— Да, Лина?

— Тебе пора переодеваться.

— Зачем? Куда?

— Ну, ты совсем зачитался! Через час — Новый год! Йосифовы давно пришли, Ганка помогла мне приготовить салат, у нас все готово. Стол накрыт! А Иван уже начал пить ракию… Пойдем, пойдем. Я понимаю, что у тебя много работы, но не до такой же степени! Я приготовила твою любимую капусту со свининой. Неужели ты не чувствуешь, какой запах плывет по квартире?! Что это?

Лина, одетая в нарядное бархатное черное платье, с жемчужной ниткой на гладкой шее, погладила рассыпанные по письменному столу листы бумаги, исписанные мелким почерком.

— Новое дело?

— Старое, Линочка, старое. Помнишь, два месяца тому назад одна русская девушка убила парня?

— Ну да, об этом писали все газеты. Кажется, она приехала к нему по приглашению, они собирались пожениться, а он изменил ей с другой девушкой, можно сказать, на глазах у этой русской. Она задушила соперницу, так? Кажется, болгарку звали Сабина?

— Да, все правильно. Так вот, пока она сидела в камере и ожидала суда, написала роман. Такое придумала! Если бы не я сам вел это дело и мне в руки попалась эта рукопись, я поверил бы не фактам, а именно этим строкам. Так все убедительно, так любопытно! И ведь что интересно, она — девушка из бедной семьи, у нее нет денег даже на адвоката. И срок ей дадут немаленький, уж ты мне поверь. Вот такая судьба у этой… Греты Перминовой.

— Греты? Надо же, какое интересное имя… прямо как у Греты Гарбо! Ладно, Александр, ты идешь?

— Иду-иду… — Николов поднялся, вздохнул и потянулся.

Жена уже вышла из комнаты. Он собрал все листы в стопку и уложил в папку. Потом набрал номер своего знакомого адвоката:

— Георгий? С наступающим тебя! Извини, что я так не вовремя. Помнишь дело Греты Перминовой? Да-да… Возьмешься ее защищать? Да знаю я, знаю, что у нее нет денег! Я сам тебе заплачу. Давай завтра встретимся и все обсудим? Что? Нет, это не то, что ты думаешь. Говорю же — при встрече. Надо помочь ей, я тебя прошу!

— Александр! — В дверях снова показалась жена.

— Иду-иду…

— Честита Нова година! — прозвучал где-то поблизости хрипловатый женский голос.