Глафира улыбнулась. Она знала эту привычку Лизы подтрунивать над ней. В каждом ее слове сквозил упрек, который Лиза не могла озвучить напрямую — мол, хватит жрать, Глашка, и так ты уже разжирела, как свинья. Нет, она делала это интеллигентно, предоставляя Глафире полную свободу действий и не ограничивая ее ни в чем. И от этого-то Глаше становилось еще более неловко.
Она набросила шубку и выбежала на улицу. Промчалась несколько метров по заснеженному тротуару и нырнула в яркий и теплый мир кондитерской. Там, за стеклянной сверкающей витриной, на больших блестящих подносах лежали ровными рядами нежнейшие пирожные: эклеры, буше, бисквиты, песочные, корзиночки с фруктами… За столиками сидели такие же сумасшедшие любители сладкого и поедали всю эту вкусноту, запивая лакомства чаем и кофе.
Когда Глаша вернулась, напротив Лизы уже сидел худощавый, в черной курточке мужчина и мял в руках норковую шапку.
— Присаживайся, Глафира. Господин Наумов, знакомьтесь, это моя помощница. Вы можете спокойно излагать все в ее присутствии. Итак. На чем мы остановились?
Господин Наумов с тревогой посмотрел на Глафиру. Та поставила коробку с пирожными на столик, присела рядом с письменным столом в кресло и вся обратилась в слух.
— Так когда же все это произошло?
— Шестнадцатого июня две тысячи восьмого года. Она перестала отвечать на мои звонки.
— Вера Нечаева жила одна?
— Нет, что вы! — замахал руками Наумов. — Я же говорил вам по телефону! У нее был муж. Гражданский муж. Страшный человек, скажу я вам! Во-первых, он пил, а во-вторых — бил Веру. Когда я пытался встретиться с ней, она всегда находила тысячу причин, чтобы только не прийти на встречу. И я понимал, в чем дело. Вероятно, он снова разбил ей лицо… Она хоть и замазывала синяки крем-пудрой, но все равно оно становилось синюшным, ужасным. Если бы вы только знали, какой она была красивой девушкой! Ведь мы познакомились с ней, когда ей было всего двадцать лет. К сожалению, она не выбрала меня. Хотя я и предлагал ей руку и сердце. Она стала сожительствовать с этим… Халиным. Я даже имени его не знаю. Знаю только, где они жили.
— Вот вы постоянно говорите о Вере в прошедшем времени. Вы думаете, что ее нет в живых?
— А что мне еще думать? Ведь, если бы Вера была жива, она непременно бы мне позвонила.
— Вы обращались в милицию? — спросила Глафира, стараясь отвлечься от мыслей о пирожных.
— Да. Знаю, что и Халин тоже туда обращался. И милиция приняла оба наших заявления. Но Веру не нашли.
— Кто и когда видел ее в последний раз?
— Халин! — воскликнул Наумов в каком-то отчаянии и даже заломил руки. — Она же с ним жила, вот он ее и видел.
— Что он вам рассказал? Или вы с ним не разговариваете?
— Он тоже был расстроен тем, что Вера пропала, поэтому, отбросив все условности — а он прекрасно знал, что я люблю Веру, — рассказал мне, что она в последнее время вела себя как-то странно. Словно вся светилась изнутри. То есть она держалась так, как если бы в ее жизни случилось нечто необыкновенно приятное. Накануне она сходила в парикмахерскую, сделала прическу, надела свое самое лучшее платье, сказала, что ей нужно куда-то уехать, вернется поздно вечером, и ушла.
— И Халин отпустил ее?
— Я понимаю ваш вопрос. Нет, он не был тираном в прямом смысле слова. Конечно, он ревновал ее, но так, чтобы никуда ее не отпускать и устраивать ей сцены ревности — нет. Просто когда он пил, то становился агрессивным и придирался ко всяким мелочам. Ты, говорит, тарелку не на место поставила… Вот так. И это при том, что в доме у них постоянно был беспорядок, он сам все разбрасывал, оставлял после себя, когда Вера была на работе, гору грязной посуды, не помогал ей, не пылесосил…
— Он нигде не работает?
— Тогда не работал, а как сейчас — понятия не имею.
— И что? Что он говорит — куда могла пойти Вера с новой прической и в своей самой нарядной одежде?
— Он предполагает, что она отправилась на собеседование, что ей надоело мыть полы в своей конторе и она решила устроиться на более приличную работу.
— Например?
— Воспитательницей в детский сад. Или устроиться няней в семью. Она же педагог по образованию.
— А что, если она встретила какого-то человека, мужчину, и отправилась на свидание? Такое вам в голову не приходило?
— Это исключено! Вера не такая.
— Ясно. И что было дальше?
— Да ничего! У меня сложилось такое впечатление, будто бы Веру никто не искал и тем более сейчас не ищет.
— Что вы сами предполагаете?
— Возможно, Халин убил ее, — тихо сказал Наумов. — Ударил так, что она скончалась. Убил и закопал где-нибудь. А потом делал вид, что ищет ее! Вот такие у меня мысли. Елизавета Сергеевна, я много о вас слышал. Знаю, что у вас практически нет нераскрытых дел.
— Но я вообще-то адвокат.
— Я знаю, что вы, помимо вашей адвокатской деятельности, проводите и собственные расследования. Прошу вас, помогите мне найти Веру или хотя бы выяснить, что с ней стало! Вот уже полгода я не могу спокойно спать! Я постоянно думаю о Вере. Страшные картины ее смерти преследуют меня…
— Почему же вы не обратились ко мне раньше? На что-то надеялись?