Девять жизней Роуз Наполитано

«Проникаюсь духом Четвертого июля!» – заявила она, выйдя к завтраку в костюме цветов американского флага. Мы живем в доме, который родители каждое лето снимают на праздники. Он стоит прямо на пляже.

– Вы с папой никогда не думали отказаться от решения заводить ребенка? Меня?

Ручки старой скалки, расшатавшиеся за годы пользования, звякают, когда мама вжимает ее в тесто. Потом отрывает бумагу для выпечки, высыпает на нее горсть муки. Белая пыль оседает во влажном воздухе.

– О чем ты, Роуз?

Салфетка, на которой стоит пластиковый стаканчик с кофе со льдом, промокла от испарины. Лед почти растворился. Отпиваю глоток, жую соломинку. Тишину нарушает звук прибоя. Неужели я правда собираюсь ей сказать? На самом деле?

Да.

– Когда вы с папой старались зачать ребенка, вы ни разу не задумывались о том, чтобы просто бросить попытки и не иметь детей вообще?

Скалка со звоном ложится на раскатанное тесто. Мама поднимает на меня взгляд:

– Конечно думали. И не раз.

– Правда? – недоверчиво спрашиваю я, хотя сама задала этот вопрос.

Мама хмурится. На лбу – капельки пота. Руки все еще сжимают скалку.

– Роуз, когда десять лет пытаешься зачать ребенка, множество раз возникает желание сдаться. И не потому, что я тебя не хотела.

– Конечно, – быстро отвечаю я. – Понимаю.

Мама кладет скалку, отряхивает футболку от муки. За окном раздается скрип шезлонга на веранде, в котором отдыхает папа.

– Ну, и в чем дело?

Подумываю, не сменить ли тему на другую, не такую тяжелую, но все же продолжаю:

– Ты удивишься, но… – я тяжело сглатываю, – мы с Люком пытались завести ребенка.

Мама вздрагивает всем телом, дергает руками, будто марионетка, и с грохотом сбивает тяжелую скалку на пол.

– Что?

– У вас там все в порядке? – окликает с веранды папа.

– Все прекрасно! – кричу я в ответ.

– Но ты же не хочешь детей, – шепчет мама. – И никогда не хотела. С подросткового возраста твердила, что внуков мне не видать, мучила меня. Не верю!

Ясно, это была ошибка.

– Ну и не верь. Прости, что рассказала. – Отпиваю еще кофе со льдом, который уже стал комнатной температуры, разворачиваюсь, чтобы пойти на кухню, но тут испачканная мукой рука меня останавливает.

– Постой, – вздыхает мама. – Давай поговорим.

Я не оборачиваюсь.

– Мне понадобилось много сил поднять эту тему, поэтому если разговор для тебя нелегкий или ты хочешь меня пристыдить, давай не будем. – Вдыхаю жаркий дневной воздух. – Мне тоже непросто.

Мама тяжело вздыхает:

– Роуз, ты можешь поделиться со мной всем. Мне не следовало так реагировать. Просто я удивилась. Никогда не думала…

– Знаю.

– Давай пойдем в спальню? Там нас никто не услышит.

Мама проходит мимо, зовя за собой в их с папой комнату с видом на море (если встать у окна под правильным углом). Наша с Люком спальня меньше и располагается на другой стороне коридора. Муж ушел фотографировать птиц в заповедник в дальнем конце пляжа, папа загорает и читает.

Мама садится на кровать и приглашающе похлопывает по покрывалу, берет подушку и обнимает ее. Мука повсюду: на сером покрывале, на подушке… Даже на маминых волосах, потому что она провела по ним рукой, но я молчу.

Сажусь, сглатываю комок в горле, стараюсь преодолеть раздражение и сомнения по поводу этого разговора.

– Не могу сказать, что мы вот так взяли и отважились на ребенка. Сначала просто перестали сопротивляться мысли об этом. – Мама смотрит на меня одобрительно. – Ну вот. Я решила, что не буду слишком зацикливаться. Забеременею, значит, забеременею. А нет – так нет.

– Ничего себе, Роуз. Ничего себе!

От разочарования кожа покрывается мурашками.

– Мам, если ты только охать собираешься, я ухожу.

Мама тихо вздыхает и отводит взгляд в окно.

– Не собираюсь, милая. Просто дай мне время свыкнуться. Как-то слишком много всего… – Она улыбается, радостно хлопает в ладоши, но потом берет себя в руки. – Ладно, я порадовалась и уже успокоилась, готова выслушать. Рассказывай… Так когда вы с Люком положились на волю судьбы?

– Уже почти год прошел.

– Милая, год – это ерунда. Особенно, если вы не очень активно пытались.

– А может, за нас все решила судьба?

– Может и так.

– Вообще-то, мы никогда не проговаривали вслух, что будем пытаться.

– То есть? – хмурится мама.

Вспоминаю день той ссоры, которая закончилась сексом.

– Не знаю, мам. Мы просто… перестали это обсуждать. Договор был негласным. Люк, наверное, боится что-то сказать, чтобы я не пошла на попятную.

– А ты бы пошла? – фыркает мама.

Предпочитаю ответить честно:

– Не знаю. Может быть.

– Бедный твой муж.

– Бедный муж? Серьезно?

– Роуз, для вас обоих лучше было бы прийти к взаимопониманию.

Встаю и включаю кондиционер. Жара уже достала! К тому же я переживаю, что Люк вернется с работы и услышит наш разговор. Прибор дребезжит, потом начинает негромко гудеть. Встаю перед ним, вытянув руки к решетке, – и меня обдает прохладой.

– Мы с Люком никогда не придем к единому мнению, – говорю я, глядя на маму. – Сейчас мы достигли наиболее полного понимания, насколько это вообще возможно.

Мама придвигается ближе ко мне.

– Думаешь, это справедливо?