Девятая книга

Не повредив его здоровью,

Поэту надобно уметь!

С благословенья небосвода –

Сороконожьего похода

Не грех поэту

Не воспеть.

* * *

Даже мне сто лет была ненужной

Боль, – поскольку дождик моросящий

Угодил душе моей недужной,

В дверь стучась дверной петлёй скрипящей.

Для тебя распахнута терраса…

Глянь, берёза руку протянула –

На стекольца – даже после часа! –

Солнышко полдневное вернула,

Несмотря на то, что уходило

За леса за синие, за горы.

…Солнышко, раздуй-ка жизнь-горнило:

Выдашь вскоре радости узоры.

Ну а ты сиди и наслаждайся

Хлебом заработанным и солью…

Об одном прошу: ни в чём не кайся –

Даже в том, что плечи сводит болью.

ТРИДЦАТОЕ ИЮНЯ

Ну наконец-то – первый летний день!

(Все двадцать девять дней боролась с летом осень.)

Тридцатый же – кишит многоголосьем:

Запели все, кому запеть не лень.

Я голосá привыкла различать:

В трель соловья вбивает гвоздь кукушка!

Дождь кончился. Встаёт трава – просушка

На ней свою оставила печать.

Трава июня, как же ты стройнá! –

Пронзают влажный воздух óстры стрелы…

И даже далям новые пределы

Даёт, их окружая, тишина,

Разлившаяся всюду под закат…

Замолкло всё, как вымерло.

Покоя

Здесь торжество: ни воя, ни разбоя

Ветров, что насылают листопад.

* * *

На пространствах, где дыхание

Превращается в полёт,

Трав гигантских колыхание,

Словно нá море, идёт.

Травы вóлнами колышутся

И качается на них

Много солнышек… Владычица,

Ты – не ветер: ветер стих.

Ты, владычица всех горестей

Да и радостей людских,

Оказалася сноровистей

Ветра, – даже ветер стих,

Чтобы травы на заклание

Были отданы судьбе.

…Трав морское колыхание

По душе ворожее.

Знаю: вовсе не обидчица

Та судьба-ворожея.

Зла из наших снов добытчица,

Задвигает за края

Жизни той, где соль – солёная,

Где готов девятый вал

Трав обрушить море Чёрное

На устои старых скал.

* * *

Бессильна говорить о том, что не сбылось.

Как видишь, подошла к последнему порогу.

«Переступи его. Повесь пальто на гвоздь»,–

Скажи мне, – и тогда затеплюсь понемногу.

О жизни не грущу: отринут горизонт –

Его уже достиг к заре несущий парус.

Погода не важнá: нахлынет тёплый фронт,

Но тёплый на всего какой-то малый градус.

Ты – истина моя. Ты – даль моя и близь.

Так дай передохнуть возлюбленной… калеке.

Вот мы вдвоём сидим, мы за руки взялись.

Наш парус на ветру трепещет в нашем веке.

Устала жизнь искать ей недоступный смысл.

Куда ведёт вода? Куда отступит суша?

И радуга – опять! – из дужек коромысел, –

Как та сороконожка – неуклюжа.

* * *

Душа, зачем – вся нараспах! –

С душой нездешней делишь ночи?

Не здесь она: страдать не хочет –

В траве кузнечиком стрекочет

Или порхает, словно птах.

…Укрывшись в зарослях листвы,

Поёт, поёт без пониманья

Того, что в царстве мирозданья

Есть скорбь, кладбúща и кресты.

Ведь ей – могильные холмы

В накидках видятся из плюша:

Нет ни снегов на них зимы,

Ни жжёных листьев из-под душа

Дождей, прибивших их к земле

Своими крепкими гвоздями,

Дав по наклону стечь золе

Туда, в низину за холмами,

Где возвышаются – чертой! –

Кресты последних погребённых

И головами обращённых

К округе, солнцем залитой.

ЗАВЕЩАНИЕ

Памяти Бориса Бочкова,

инвалида Великой Отечественной войны

– Не разбрасывай строк

О душе ослабевшей.

И от скуки не множь

Ты рифмованных строк

О забытом болоте,

Где прячется леший,

Ибо он – не иголка,

Упавшая в стог.

…То, что повесть проста,

В жизни новой предвижу, –

Но тобой сохранён

Для чего-то мой ключ.

…Как НИЧТО из гнезда

К нам свалилось на крышу,

Словно гром из громов, –

Если хочешь, озвучь!

– О капризах любви –

По-мужски настоящей! –

Ослабев, овдовевши,

Пытаюсь сказать:

Мною ключ сохранён

И положен в твой ящик

Для того, чтобы им

Дверь в просвет открывать.

…Море видевший крови

На жизненной бойне,

И на той, на Великой,

Хлебнувший свинца, –

Среди ночи встаёшь –

И – приносишь в ладони

Из июньской грозы

Чуть живого птенца.

* * *

Милый июнь, заодно мы с природой!

Нам нипочём жалкий гуд комарья.

…Горло болит? Значит, вылечим содой –

Так же, как лечим в разгар января.

Милый июнь, стало горлу полегче?

Лезет и лезет сквозь щели жасмин

В úзбу, и боль усмиряет, и лечит

Даже сердечко, как валокордин.

Розы свои распускает шиповник.

Розы распустит – и спрячет шипы.

Вымыт до блеска в избе подоконник,

Чтоб на окно мне поставить цветы.

Юный июнь, ты – из области детства.

Только вот трель – не того соловья:

Голос оставил он внуку в наследство,

Музыку слов – моей доченьке я.

* * *

Рассказывать ушедшему давно

Из жизни, – дай ему покоя, Боже, –

О том, что в мир его уже не вхоже

Моё всю ночь открытое окно?

Гонять чаи, унять душевный жар?

О чём по-вдовьи возраст я молила?

…Вот ставлю я на хвою самовар,

Что шишками сосновыми топила

Ещё при нём…

Смородиновый лист

На дне его и редкие чаинки.

…Ушедший мой, ты, в общем, не речист:

Верх не возьмёшь в словесном поединке,

Но, как живой, ты дышишь глубоко,

Твои глаза заглядывают в душу…

…Из облака проливший молоко,

Речной туман накрыл, смягчивши, сушу.

II. разлуки нет

* * *

Хранима жизнь одной Любовью,

Быть может, щедрой на слова?

Я уходила с головою

В неё, изверившись сперва