Девятая книга

Стихов расплывчатых печать.

Не вспоминать бы вовсе мне

О вое бешеной метели

И не обмолвиться в письме

О птицах, тех, что улетели

Глазеть на тёплые моря,

Сидеть на скалах, чистить перья, –

Но Богом брошены деревья

В снега, как в море якоря, –

В снега безбрежные…

* * *

Не забывай: я – молодость твоя.

И молод ты, пока тобой любима.

…А что он может, чёрный ворон дыма? –

Кружиться над раздольем бытия?

Над городом кружúт, над всей страной…

Пусть чёрен он, но перья – с сединой:

Слабеет день за днём его ретивость.

…Дышать ровнее, глубже научилась,

Хотя отмерен сердцу срок земной.

Но ты же видишь: в спешке – день за днём! –

Глубоких рек Любви мельчают русла!..

…Ушла весна, – душе нестойкой грустно,

Сошла вода, – и всё ж был взят подъём.

КАМЕННАЯ БАБА

О тоненькой былинке жаждешь речи? –

Торчит копьём железным из-под снега…

…Но помнится, как шла, скрипя, телега

С копною сена… В ней – кричал кузнечик.

…Похоже, мы с тобою старомодны.

Не сосчитаем, сколько соли слёзы

Впитали из солей степей, –

Свободны

В пространстве, где для нас трещат морозы.

Шуми, ковыль! Твои морские волны

Так зелены, что, если в море сунусь,

Сердечный ритм собьётся, пульс – неровный:

Уже частит, как только вспомнил юность.

В ней берег полон длинногорлых амфор

С вином: вино ещё не настоялось.

…Издалека слежу прилёт метафор:

Такой большой, какого опасалась.

Остерегусь в мой век тащить былое:

Ведь мой отлёт сырой земле по нраву.

…Не думаю, что степь и толща зноя

Из камня бабу создали на славу.

Не знать бы ей, в каком стоит столетье.

Ковыль, целуй ей мощные колени

Так долго, словно в отчине у смерти

Задумал шутку: рода продолженье.

III. миг

Миг

1

Не говори, что мне не больно.

Чужую жизнь не ворошу, –

По мне – своей, большой! – довольно:

Её за зúму завершу.

И не пронзай бездонным взглядом:

Хочу не знать – отвечу чем.

Прекрасна осень листопадом,

Слагавшим ворохи поэм.

Но я уже перешагнула

Судьбой начертанный рубеж,

Где стужа стуж направит дуло

Мне в лоб, бровей сведённых меж.

И всё ж приблизиться успею

И разглядеть твой светлый лик.

…Не запрети лишь снеговею

Смягчить любви последний миг.

2

Ты будешь прав… и прав по-своему,

Когда придёшь, чтобы пропасть.

Тебе – порядком своевольному! –

Тяжкá любовь, как та же власть.

Ты от себя уже отрёкся.

Хотя об этом не прошу,

От солнца зайчики на стёкла

Летят… Их пляску завершу

Совсем не тем, что очевидно:

Погаснет солнце – и сбегут

Не в лес густой, где летом сытно,

А в тёмный комнатный уют.

А в нём, светясь нездешним светом,

В обнимку – двое: пусть на миг,

Лицо с лицом сведя при этом,

Едва сдержав разлучный крик.

3

Едва ль без боли обойдётся, –

Так поздно рядом ты возник:

На переходе с полдня

Солнца

За горы, в сумрачный тайник.

Я распрощалась с летним полднем

Давным-давно: и помнить – КАК –

Мне в снеге (всё же Новогоднем)

Как будто в детство сделать шаг.

Я не шагну. Хотя весною

Всё взято в руки, как всегда.

Но под водою – целиною

Лежать недолго полю льда.

Его засеет щебет птичий

Цветами в крылышках стрекоз…

…И коробóчек молний-спичек

Зной пустит с силой под откос.

…А там – и дождь, и слава Богу:

Под ним не вымокнем вдвоём.

Сам проложи себе дорогу

В хороший день, – а под огнём

Всех солнц, всех войн протуберанцев

На поле боя с жизнью лечь

Придётся тем, где – три по двадцать

Прошло времён, где – не до встреч.

4

В своих стихах

С тобой о встрече

Не буду думать… как тогда.

Само собой теченье речи

Идёт, как в небе провода.

Но до сих пор натянут провод

Между невстречею и тем,

Что к встрече был представлен повод

И мной обрублен – насовсем.

Но если б он под напряженьем, –

Включённый в сеть сердечных жил, –

Обрублен был одним движеньем,

То до сих пор б кровоточил.

В СИРЕНЯХ БЕЛЫХ МАЯ

…Теперь очнись. Накинь пальто,

Век двадцать первый проклиная

За то, что я была никто

Тебе… в сиренях белых мая.

Возня мышиная банкнот:

Шуршит, шуршит чужой «зелёный»…

…Молчишь, воды набравши в рот,

Любовью поздней опалённый?

Не мыслишь выговорить вслух

Слова любви, что так волнуют,

Хотя в реке закат потух

И вновь возник, как будто всуе.

По мне – у сумрака приют

Всей суеты людской дороже.

Пусть люди движутся, снуют,

Как дрожь, – мурашками по коже.

Сиренью мая налита

Земля от тверди и до неба.

…И есть мирская суета,

И гонка есть – за коркой хлеба.

РАССВЕТ

…К рассвету, вверх, – преодолев

Такую длительную зиму,

Что – и под снег её посев –

Не выжил…

Выкинут в корзину,

Как не желанный свету стих,

Где ни конца и ни начала.

…Хотя буран под вечер стих,

Зима однако же крепчала.

Зима пронзила ночь насквозь,

Вошедши – буром! – в лёд, во глуби.

…Потом рубили ледорубы

Скалу ночную – ночи мощь.

В снегу нетленном – высота.

Сказалась общая отвага:

Скала, ночная тьма, – взята.

И на вершине – трепет флага.

* * *

Ты меня не сломаешь,

Если даже разлюбишь.

В тёмной нóчи решаешь –

Без меня кем ты будешь?

Одиноким? Несчастным?

Или – сильным, как море,

Кораблям – не опасным

И опасным?..

И вскоре

Даже эти поляны,

В чёрных тенях, ночные,

Превращу ль я в туманы,

Как в дворы, – проходные?

* * *

Если дождики всё круче

Над оглохшею землёй,

Подари звезде падучей –

Ей одной! – полночный зной.

Подари хотя б кружение

Над ромашкою осы.