Лиза довольная убежала в Большой дом на занятия. В час она, конечно, не уложилась, и, когда вернулась во флигель, застала совершенно иную картину, нежели оставляла. Лида была взвинчена, расстроена и чуть не плакала.
– Вот, – выпятила она вперед нижнюю губу. – Я только хотела подправить, там стало совсем светлым отпечатываться… А она выскользнула и… Я не сумела вставить обратно!
– Ах, боже мой, ты же вся выпачкалась, – заметила Лиза. – Руки-то, руки! И блузка…
– И блузка тоже? – Лида вдруг разрыдалась. – Прости, я такая неуклюжая. О! Еще и стол!
– Нет-нет! – Лиза осматривала нанесенный урон и пыталась сгладить его последствия для подруги. – Это пятно тут уже больше недели, ты тут вовсе ни при чем! Не расстраивайся. Кофточку, конечно, жалко, а все остальное – ерунда! Вернется Савва Борисович, я у него попрошу новую ленту. И теперь буду знать, что всегда надо держать при себе запасную. Даже не думай!
– Правда? – Лида размазывала краску и по щеке. – Ты вовсе не сердишься?
– Вовсе не сержусь, – Лиза одобряюще улыбнулась подруге. – Только как мы теперь поедем в город? Тебе бы надо переодеться…
– Может, в другой раз? – всхлипнула Лида и, увидав свои ладони, охнула. – Мне бы еще руки отмыть.
– И умыться! Пойдем. Не трогай больше лицо!
В этот день они никуда не поехали. Лиза попросила Кузьму отвезти расстроенную подружку домой. Но перед самым выходом, уже в прихожей, Лида молча обняла Лизу и, ничего больше не сказав, вышла на двор. Чувство после несостоявшейся прогулки у Лизы осталось все-таки доброе. Она надеялась, что с этого дня их с Лидой отношения снова начнут возвращаться к более близким, дружеским, ведь та к ней пришла сама.
***
– Ну, вот что, гость наш дорогой, – станционный смотритель, оборачиваясь на колышущуюся занавеску, решился на так долго откладываемый разговор. – Живешь ты у нас вторую неделю… Это так…
– Я ж плачу исправно, – заискивающе смотрел на него Клим.
– Да так-то оно так…, – хозяин тоже замялся.
Из-за занавески вышла его дородная супруга и, уперев руки в пояс, с налету пошла в атаку:
– Значицца, так, уважаемый Клим Валерьянович! Загостился ты. Уж, не обессудь.
– Мне уходить? – Клим встал из-за большого стола в общей зале и прижал к груди свой жилет, который сам латал до этого.
Был он так жалок в эту минуту, что запал у хозяйки угас, она снова пожалела незадачливого постояльца.
– Ну, что значит, уходить? Кругом леса непролазные. Разве ж мы – звери? Поедешь, как оказия случится. Подсадим к кому…
– Ехать-то тебе есть куда? – спросил смотритель. – Дом-то у тебя есть?
– Дом есть, – кивнул Клим.
– Ну, так чего не едешь? – хозяйка аж голос на него повысила.
– Пусто там… – Клим теребил жилетку и укололся иглой.
– Господи! Дай сюда! – Клим протянул недошитое хозяйке, но та оттолкнула его правую руку и, потянувшись к левой, затянула тряпицей ранку. – Ну, вот что ты будешь с ним делать!
Послышался шум, снова прибыли проезжие гости. Разговор откладывался.
В этот раз прибыл какой-то отставной офицерик, с ним трое дружков да девица. Мужчины требовали коней всем сразу, согласны были ждать. Заночевали. Всю ночь резались в карты, а девица отчего-то рыдала в одиночестве, к общему столу не выходила. Утром служилые ускакали верхом, девицу с собой не взяв. Клим жалел ее, носил ей чаю. Хозяева переглядывались. Когда Клим спросил для нее грелку, а то та мерзла, тетка передернула плечами, и ни слова не сказав, вышла кормить ямщиков. Смотритель крякнул в кулак и чуть слышно сказал Климу:
– Ты чего с ней носишься, как с писаной торбой? Аль, не понял? Гулящая она. Один бросил, другой подберет. Не нажалеешься!
– И что ж… Несчастная она! – отвечал Клим. – Пока она тут, то, что ж ей, от холода помирать? Или пусть разболеется?
– Сердобольный ты, как я погляжу, – ухмыльнулся смотритель, но грелку принес.
Ставил самовар и относил ее постоялице Клим собственноручно. За пару дней расклеившаяся девица поправилась и укатила с подвернувшимся смотрителем тюрем, что проезжал по казенной надобности. А хозяева в тот вечер о чем-то долго совещались между собой. Утром разговор с Климом об его отъезде возобновился. Теперь и муж, и жена, оба уселись за пустующим гостевым столом. Говорили обстоятельно.
– Значит, слушай сюда, Клим Валерьянович, – начал хозяин. – У нас тут, прости, не гостиница. И даже не постоялый двор. Мы с супругой моей этим местом сильно дорожим. Если доложит кто, или с проверкой проездом случится, у нас неприятности могут быть. Тут люди казенные останавливаются, им соглядатаи ни к чему. Что это, скажут нам, за наблюдатель – живет, смотрит, кто куда отъехал, кто откуда прибыл. Не порядок!
– Я понял, понял, – снова кивал Клим. – Да и денег, что с собой взял, все равно почти не осталось. И так, и так – надо ехать.
– Ты почему домой-то не хочешь? – с болью в голосе спросила хозяйка.
Клим горько усмехнулся. Долго молчал, чтобы не расплакаться.