— Не колбасься ты так! И не тревожься. Я здесь, я тут, я рядом, я на тебе, я пролезу в тебя, если хочешь… и я разлит в пространстве вокруг твоего тела. Я везде. И сжимаю твои голые бёдра своими. Я голый, как ты и мечтал. Принёс тебе своё недозревшее тело, чтобы ты его… сорвал. Ты отдохнул? Сможешь заняться своими обязанностями?
— К-какими такими обязанностями?!
— Я твой, а ты — мой. Ты же хотел. Как единое целое. А раз целое, то ты просто обязан соединиться со мной. Слиться, проникнуть в меня… как можно глубже и полнее, — он положил руку на мой член и снова вздохнул… сладко, нетерпеливо. — Я пришёл за этим. И хотел бы заняться этим. Сейчас.
— Но, Кси… У тебя была кошмарнейшая рана в… ну ты понял где. Я очень постарался, она зажила, но прошло всё ещё слишком мало времени. Детка, я элементарно боюсь тебе навредить. Мне кажется, это… это подождёт. Секс никуда не денется.
— Если ты не сделаешь это сейчас, куда-нибудь денусь я.
— Почему?
— Потому что я…
Голос оборвался на полуслове. И вместе с ним оборвалось всё. Несколько минут я снова лежу в ватной тишине, совершенно один. Не смею гадать, приводить в движение свои пришибленные мысли. А потом липкий белый туман рассеялся. И открыл моему взору незнакомую больничную палату, Шеппарда на отвратно-зелёном больничном диване, Ламарка, сидящего рядом с ним, и доктора Соренсена, стоящего у окна. Последней увидел капельницу. Под которой лежу я, собственной персоной. А Ксавьера нет. Будто и не было.
— Кси… Кси… — невнятный лепет расслышали все и бросились ко мне. — Как же так?! Где ты? Куда опять исчез… любимый. Проклятый сон… опять эта боль вернулась.
— Теперь верю, — произнес Шеппард, отворачиваясь. — Прости, Руперт, что не поверил сразу. Я не мог себе представить, что Ангел… нет…
Хардинг покинул палату. Ламарк, чуть поколебавшись, пошёл следом. А Марк сказал:
— Ему уже всё известно. Диктофон сломан, но ты признался сам, мечась в бреду и отчаянно требуя Ксавьера. Твой крёстный распсиховался от ревности и чуть не сломал тебе руки, пока переносил сюда. Спасибо медсестре, вовремя перевязавшей тебе вскрытые вены и остановившей кровь…
— Медсестре?! Но это сделал Кси!
— Энджи, я же сказал, ты был в бреду. Тебе, похоже, приснился твой благоверный. И, судя по всему, этот сон погрузил тебя в блаженство, сломавшее печать молчания.
Я отвернулся к стене, не заботясь о проводах, тянувшихся к лицу, и разрыдался.
========== 15. Ревность ==========
****** Часть 3 — Шаги к безумию ******
Прошло ещё две недели. Я наконец-то выписался из больницы. Рана в груди более-менее затянулась, швы сняли, вены в целости и сохранности (три тонких шрама не имеют для меня никакого значения), а домой меня сопровождает Шеп. Мы ещё не разговаривали с ним после моего неудавшегося самоубийства. Похоже, на свою голову, я дождался «счастливого» момента. Его голос сейчас — самое страшное, что можно придумать.
— Ангел, мне жаль, что всё так вышло.
— А мне — нет, — равнодушно возразил я. — Если бы я не получил в качестве задания Максимилиана, никогда бы не узнал… что меня можно не только хотеть.
— Ты не понял. Я искренне сожалею, что твой Ксавьер в списке смертников. Его ищут больше месяца, и сегодня я понял, почему безрезультатно. Однако теперь, когда ты выходишь на работу, всё максимально упрощается. Ты найдёшь Санктери, точнее, он сам к тебе придёт, и отдашь нам. Если не сможешь отдать, мы заберём его сами. Не переживай, помучаешься полгодика, пока ЦРУ не перепишет его наследство в госимущество. Потом его убьют и тебе сразу станет легче. Ну а потом, когда немного оправишься, я подберу тебе нового прелестного бойфренда из числа сыновей моих лучших друзей.
— Шеппард… — мой понизившийся голос не сулит ничего хорошего.
— А?
— Ты рехнулся говорить мне такие вещи. Рехнулся и хочешь, чтоб я с тобой подрался. Я подерусь. Разукрашу морду так, что родное начальство тебя не признает.
— Что?
— Закрой пасть. Чтоб я её тебе ногой не заткнул.
— Я просто хочу тебе помочь…
— Ты здорово поможешь, если не будешь изводить меня мерзостями. Это не смешно. И здорово напоминает продуманный садизм. Две недели вынашивал, да? Ты ведь отлично знаешь, что я не отдам Ксавьера никому. И принимать участие в его травле вы будете без меня.
— Ангел, но ведь…
— Ты отлично знаешь также и то, — резко перебил я, повышая голос, — что не сможешь меня заставить помогать вам ни просьбами, ни угрозами, ни уговорами, ни побоями. Жены, родителей или детей, с помощью которых можно было бы меня шантажировать, нет. А я сам ни пыток, ни смерти не боюсь.
— Как же с тобой трудно. Я всего лишь пытаюсь облегчить твоё дальнейшее существование без Кси. Ты ведь должен понимать, что его поймают всё равно, с тобой или без тебя. И твоё сопротивление действительности ничего в его судьбе не изменит.
— Я также понимаю, что со мной или без меня он всё равно будет ещё много раз обесчещен всеми, кому не лень будет вставить в него член, подло лишён наследства и убит.
— Если ты так трезво оцениваешь обстановку, то что же на самом деле собираешься предпринимать?