Девятая Парковая Авеню (СИ)

Но уже ничего не изменить. С того дня, когда я искалечил душу ребёнка… изнасиловал маленькую синеглазую прелесть… с тех пор я потерял покой. Один и тот же кошмар продолжает сниться мне, каждую ночь. Я живу в маниакальном желании отыскать мальчика, если он не умер. А даже если и умер… живой или мёртвый, я хочу, чтоб он принадлежал мне, мне одному. Я знаю, что это сумасшествие. Проклятое сновидение, запертая дверь в его комнату медленно лишили меня разума.

Одновременно с этим психозом я заработал безумный страх. Я смотрю на своего сына и чувствую, что нарастает в глубине моей души. Шестилетний Ксавьер, мой нежный бутон… расцветает, уже сейчас, уже готовый к взаимодействию с чужими, родными и малознакомыми. Поглощает чужое внимание, привлекает нескромные взгляды. Обещает стать красавцем, каких я видел на своём веку мало, очень мало. Обещает стать таким, каким был мой таинственный ангел. И в наказание за мой грех, я чувствую, с ним произойдёт то же, что я сделал с чужим малышом. Злой рок я подвёл к его голове своими руками. Я охраняю его, охраняю так ревностно, как могу. Но что произойдёт с ним, когда меня не станет?

Опять я проснулся среди ночи от кошмара, оборвавшегося у запертой двери. Я встал и пошёл, весь в холодном поту, чтобы потрогать эту дверь и убедиться… что наяву она действительно заперта. Сейчас — заперта. А тогда…

Тогда все случилось в доме №3, роскошном доме, построенном в середине 50-х годов на Девятой Парковой авеню. Я давным-давно купил его. Поселился на месте преступления. А спальню для Кси сделал на месте спальни синеглазой мечты. Я всё ещё стою возле его двери. И жду… всё ещё жду. Что он придёт ко мне опять.

Его твёрдый, ни капли не удивлённый голос… встаёт и ширится в моей памяти. Та ночь задания, проклятая ночь. Его безумные глаза и едва шевелящиеся губы:

«Вот ты и вернулся ко мне, Ангел».

Максимилиан имел в виду «ангел». Потому что не знал имени. Но фактически угадал его. Его вообще нетрудно угадать.

Ненавижу.

«Вот ты и вернулся ко мне…»

НЕНАВИЖУ!

«…ты вернулся…»

«…вернулся…»

Чтоб ты сгнил в аду, Макс!

«…вернулся ко мне…»

«…ко мне…»

«…ко мне…»

«…АНГЕЛ…»

Меня обманули, сказав, что родителей он убил спящими. Он разбудил их. И в последние минуты жизни заставил Дайану страдать так, как… не могу продолжить. Не представлю. Любовался ужасом, застывшим в её глазах. Наслаждался мольбами не трогать её малыша. Наслаждался чистой концентрированной материнской болью… жрал её, упивался ею. Уверен, мама упала на колени, униженная, растоптанная и согласная перетерпеть любой позор, лишь бы защитить меня. А вместо этого… о, Господи…

*

Слёзы капают в огонь. Пламя камина пожирает дневник. А что-то тёмное, ужасное и безымянное пожирает мою душу.

Ксавьер уверен, что маленькая жертва, выросшая в мужчину, не захочет больше любить того нежного малыша, сына своего насильника. Ксавьер уверен, так же, как и я был уверен, прострелив лоб Максимилиана, что должен возненавидеть его. Но почему?! Кси меня не насиловал. Кси ни в чём не виноват… Особенно в том, что родился сыном Макса. Кси понятия не имел, что его отец — монстр, ублюдок и мерзавец. Конечно, детка думает, раз у него порочная наследственность, значит, он тоже ублюдок и мерзавец. Более того, он воображает, что я в этом лишний раз убедился, когда он ранил меня, прицелившись убить.

Но я тоже его ранил… когда целился убить.

*

Прошло полтора суток — именно столько мне понадобилось, чтобы оправиться после удара. Да-а, Бэзил Варман хорошо меня закалил.

Я провёл в жуткой истерике ночь, зубами изорвав подушку в клочья. Днём метался по залам, снимал со стен оружие, вытрясал из ножен… вонзал в свои портреты и в постеры Кирсти. Бросал и убегал в подвал. Орал в тренировочном зале, срывая связки… исколол все руки, изрезал опять все вены, но не насмерть, не до конца. Лежал, не приходя в себя от ярости, — сил шевелиться не было, — но она клокотала в груди, заставляя лёгкие вздыматься и питать мою жалкую жизнь. Пролежал вторую ночь среди брошенных ножей и дротиков. А утром уже спал без задних ног в своей спальне, подложив под голову тщательно выстиранный белый блейзер… с тем, чтобы вечером идти на работу.

— Здравствуй, крёстный, — бодро сказал я не самым измученным голосом и сел на краешек его стола. — Что ты там мне подготовил? Русских и убийство президента? Они ведь остались довольны распутным приёмом?

— Нет. Лазурный берег Сейшельских островов и прекрасных смуглых туземок. Я отправляю тебя в отпуск.

— Ты с ума сошёл?!

— Отнюдь нет, зато боюсь, что с ума сойдешь ты, — Шеппард полистал «бортовой журнал». — Так, что тут у нас… все верно, приказ № 171, отправить агента Z-13-AR, код 86-665-69, на долгосрочный отдых.

— Насколько долгосрочный?

— Четыре месяца.

— Я никуда не поеду!

*