Читаем Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ полностью

Наш расчет оправдался, кроме меня. Было обидно, потому что первая цепь прошла, благополучно миновав всех наших, были слышны смех МВДшников и радостные выкрики, что-то вроде «как грибы собираем». «Грибов» им собрать не посчастливилось, зато посчастливилось нам. А вот во второй цепи последний курсант приотстал, чтобы оправиться и принесло его именно на мой куст. В первый момент он сам оторопел, едва разглядев среди ветвей мое тело, но потом я был зафиксирован. Пришлось вылезти из кустов с максимально гордым и независимым видом.

Как выяснилось через некоторое время, зафиксирован был не только я, и мой случай оказался не самым обидным. Саня Ежков, казалось, нашел самое удачное место. Чуть ниже по течению, среди деревьев, через ручей были переброшены мостки в виде двух или трех бревен, которые практически лежали в воде. «Ёж» использовал классический способ. Он срезал камыш, сделал из него трубку для дыхания и залез в воду вдоль мостков, почти полностью погрузившись в темную болотную воду. Дышал через камышовую трубку.

В поисках наших тел «противник» в виде двух курсантов естественным образом решил одолеть водную преграду по мосткам. Ничего не подозревая и непринужденно разговаривая, молодые люди, с трудом удерживая равновесие, шагали по бревнам. Между ними, по словам Сани, произошел диалог примерно следующего содержания.

— Скорее бы все закончилось, достало их разыскивать, — сетовал один.

— Да сейчас уже мне тоже надоело их искать, — вторил ему другой.

— Тем более что их тут и близко нет, — твердо заявил первый.

Тут «Ёж» не выдержал, заржал, едва не глотнул воды и вынужден был, чтобы не захлебнуться, выскочить из своего убежища, а по сути — прямо из-под ног горе-искателей. Курсанты от неожиданности чуть не попадали в воду, но так или иначе Саша был зафиксирован, сиречь пойман. С учетом полнейшего цейтнота мы отделались малыми потерями. В общей сложности — человека четыре и не более того.

Саша Ежков умер в 2012 году.

Не обошлось и без курьезов. Геша Гринь с Игорем Скиртой оторвались от основной группы и спрятались в лесу. Вначале кинулись было копать схрон, но усталость взяла свое — они присели отдохнуть под деревом и уснули. Проснулись бодрые и отдохнувшие, когда обе цепи уже прошли, так и оставшись не замеченными.

На этом учения закончились. Побежденных или победителей не было и не могло быть — каждая из сторон делала свое дело, и оценивалось все также по-разному, по своей методике. С нами подполковник Пименов провел разбор через несколько дней, но нас это уже не интересовало — процесс тогда был гораздо интереснее и важнее результата. Тем более что впереди был уже второй летний отпуск.

Однако отпуск лично для меня наступил несколько позже, чем ожидалось. Сдав все экзамены, мы сидели в классе на кафедре иностранных языков всем взводом вместе. Каждый занимался своим делом. В основном готовили отпускные «причиндалы» к скорой поездке домой.

Я, Юра Рачкевич и Коля Милов играли в карты. Впрочем, в этот раз была не игра, а так, баловство в «шестьдесят шесть», только чтобы скоротать время. Неожиданно прозвучала команда: «Встать! Смирно!» В аудиторию вошел командир роты. Благо, что как раз была пересдача карт и вся колода была в руках у Милова. Он ловко забросил ее в стол, а я рукой прикрыл листочек с записями игры.

«Конь» пристально смотрел на меня, а я чувствовал себя весьма неуютно — улика могла выдать меня с головой и своевременный отъезд оказался под угрозой. «Садись», — пробурчал Анищенко и продолжал оставаться там, где и стоял. Я глубоко выдохнул и, воспользовавшись общей сумятицей, смел листок на пол. Теперь он уже был не наш, а имена свои в табличке мы предусмотрительно кодировали.

Ротный между тем не отводил от меня глаз. Все ожидали, что он, наконец, скажет. Учитывая вербальный талант «Коня», это могло продолжаться долго.

— Во-от! — вымолвил он свое дежурное слово, и опять воцарилось молчание, через минуту следующее слово: — Бронников!

— Я! — сказал я и вскочил с места.

— Ты это… того… — Пышные усы ротного зашевелились, и это могло означать только одно — командир подыскивает нужную фразу, но у него явно это не клеилось. И вдруг ротный радостно произнес:

— У тебя дизентерия!

— Никак нет! — возразил я с облегчением.

— Ты мне это. того, — нахмурился Анищенко. Я настороженно замер. В этот раз ждать пришлось гораздо дольше, потому что следующее слово было уж очень сложным для Александра Васильевича.

— У тебя того. анализы, — вымолвил он и опять умолк. Озадаченный, я даже не решался его переспрашивать. Мои друзья с интересом наблюдали за, с позволения сказать, монологом командира роты. Видимо, ему уже надоело так много говорить, и он пробурчал:

— Со мной иди.

— С вещами? — спросил я.

— Еще как! — неожиданно быстро отозвался «Конь».

— Прощай, Андрюха, — кто-то шутя бросил мне вслед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное