Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ

Тем временем занятия продолжались, и однажды после тридцатиминутного свободного времени Будилов построил нас, и мы вновь отправились на воздушно-десантный городок. Сейчас предстоял первый и, как оказалось, последний прыжок с парашютной вышки. Настроение у всех было приподнятое, кроме одного человека – Коли Нечипоренко.

Занятия по ТСП в Луковском лесу. Стоят (слева направо) Грузд, Дорохов, Кожмяков, Бронников, Нечипоренко, Галаев. Сидят Евтушенко (слева), Лавров С.

«Дед Нечипор» вполне оправдывал свое прозвище. Долговязый и нескладный, с пышными отвислыми усами, он выглядел гораздо старше своего возраста, а еще боялся прыжков, но это был не тот страх, что присущ каждому. Это было нечто иное, леденящее и парализующее волю. «Дед», как мог, боролся с собой, борьба эта продолжалась почти два года и, в конце концов, закончилась поражением Нечипора – он написал рапорт и уволился. Когда он уходил, нам всем было грустно с ним расставаться.

В конце второго курса многие ушли. Ушел Вадик Курашов, Леша Вечеслов, Саша Кошелев… Дело в том, что эти годы обучения шли в зачет воинской службы и после отчисления курсант мог отправиться не в войска, а прямо домой. К тому же увольнение с третьего и четвертого курсов передавалось в ведомство ГРУ и могло случиться только по решению «директора» спецназа, а это происходило крайне редко.

Во время каждого расставания легкая зависть на мгновение охватывала наши сердца, но почти сразу мы вновь возвращались к своей реальности, уже ничуть не сожалея об этом. Расположение 9-й роты было нашим домом, друзья – братьями, учеба и служба – нашей жизнью.

Погода стояла пасмурная, ветреная, но теплая. Пятый взвод недружно хромал по асфальтированной дороге. Многие, в том числе и ваш покорный слуга, натерли ноги и теперь, припадая кто на левую, кто на правую, а кто и на обе ноги, с энтузиазмом двигались по направлению к парашютной вышке.

Единственный раз за всю воинскую службу я натер мозоль, больше такого не случалось, но зато очень сильно. Рана там, в сапоге, кровоточила, но это не могло помешать малому посвящению в десантники. Кстати сказать, это не служило поводом к освобождению от зарядки и вечернего кросса.

Единственной привилегией являлся отдых во время ожидания перевязки, а еще в виде исключения можно было обуть больную ногу в тапок. В санчасти удавалось даже вздремнуть, ибо таких подраненных собственной бестолковостью было много.

Тем временем подошла моя очередь, и я начал подниматься по ступеням с одной площадки на другую и наконец оказался наверху. Высота пятого этажа повергла меня в ужас, и я стал смотреть вдаль. Оказалось, это еще страшнее, чем разглядывать своих однокашников внизу.

Наверняка высоту каждый воспринимает по-своему, но я и сейчас боюсь такого, относительно небольшого, в десятки метров от земли, расстояния. Впереди два командира отделения застегивали подвесную систему на предыдущем курсанте, а Миша Будилов стоял возле хлипкого ограждения и равнодушно посматривал вниз.

Прозвучала команда «пошел», мой однокашник исчез, и загрохотала тросовая система. Я продолжал стоять, вцепившись в металлическую балку. Будилов сказал мне что-то строгое, и тут я в ответ выдал гениальную по своей глупости фразу: «Когда мне что-то приказывают, у меня возникает чувство противоречия». Михаил сначала оторопел, а потом принялся громко хохотать. Не знаю, чем бы закончилась эта сцена, но в этот момент купол поднялся наверх и Саня Зайков притянул длинным фалом подвесную систему.

Дул сильный ветер, однако парашют находился с подветренной стороны, и это позволяло совершать прыжки. Пока на мне застегивали подвесную систему, я думал исключительно о том, как я смогу преодолеть себя и прыгнуть, но это оказалось излишним. Как только Будилов убрал тросик ограждения, сержанты отпустили лямки, и меня тут же стащило вниз куполом, который, как парус, был наполнен сильным ветром.

Снизу мои друзья заорали: «Ноги держи!» Полет длился секунды, и единственное, что я успел сделать, так это свести стопы вместе, и тут же упал на землю. Забыв про мозоль, тут же вскочил. Мне захотелось обратно – снова прыгнуть и снова получить горячую адреналиновую волну, но, увы, второго захода не предполагалось, и я поплелся в санчасть на перевязку.

Радостный, я шагал, прихлопывая больной ногой по асфальту, и улыбался. Сердобольный офицер, встретившийся мне по пути, спросил:

– Что, ногу подвернул на вышке?

– Никак нет! – ответил я и гордо добавил: – Мозоль натер!

В санчасти было тихо, чисто и уютно. После тридцатиминутного ожидания (а лучше бы подольше) я вошел в перевязочный кабинет и сел на топчан. Солдат-медик привычно обработал мне рану шипящей перекисью водорода и начал перевязку. Я как зачарованный смотрел на стол напротив меня. Там врач осматривал руку курсанта-выпускника инженерного факультета, а точнее культю, без кисти.

Выпускники училища во время государственных экзаменов носили офицерскую полевую фуражку, полушерстяную гимнастерку, портупею, только погоны были еще курсантскими.