Девятая рота (сборник)

Воробей суетливо, короткими судорожными взмахами кромсал каменистую землю саперной лопаткой, смаргивая заливающий глаза пот.

– Пять минут! – глядя на часы, спокойно объявил сержант.

Лютый, Джоконда и остальные через равные промежутки по прямой линии вгрызались в землю.

– Четыре тридцать!

Воробей замахал лопатой еще быстрее. Наткнулся на корень и, поскуливая от нетерпения, принялся рубить его.

– Четыре минуты!

Воробей не выдержал и с ужасом оглянулся через плечо. Метрах в тридцати прогревал двигатели танк. От раскаленной брони струился воздух. Танкисты курили, сидя в люках.

– Давай-давай! – подмигнул ему механик. – Пошире могилку-то! Поровней!

– Эй, десантура! – весело крикнул другой. – Костей там не нарыл еще с того призыва? Мы тут ваших закопали – немерено!

Они захохотали. Механик дал газу на холостом, танк взревел – Воробей вздрогнул и замахал лопатой как заведенный.

– Пошел! – Сержант взмахнул флажком.

– Кто не спрятался – я не виноват! – крикнул механик, выплюнул папиросу и нырнул в люк. Гусеницы с гулким лязгом натянулись, и танк двинулся вперед, зажевывая траками землю.

Воробей, обняв автомат, свернулся на дне неглубокого окопа. Свежий срез земли перед его глазами задрожал все сильнее, посыпались песчинки и мелкие камни. Воробей каждой клеточкой своего беззащитного тела вжался в дно окопа. Тень танка накрыла его, гусеница прогрохотала над головой. Воробей вспомнил наконец про гранату, трясущейся рукой вытащил чеку и бросил вслед учебную болванку…

– Гляди, обоссался! – вдруг захохотал Чугун, указывая на Воробья, когда все собрались вместе.

По штанам у того действительно расплывалось мокрое пятно. Воробей, готовый провалиться сквозь землю, стоял опустив голову.

– Вам-то смех, а у меня койка под Воробьем, – сказал Ряба. – Мне чо, с зонтом теперь спать, а, пернатый?

Все снова захохотали. Подошедший сержант молча коротко ударил Рябу тыльной стороной ладони по губам. Смех тотчас оборвался.

– Ты что-то видел, воин? – спросил он, приближая лицо вплотную.

– Нет, товарищ сержант, – забегал глазами Ряба.

– А ты? – тот резко обернулся и ударил Чугуна.

– Никак нет.

– А ты? Ну?! Расскажи, я тоже посмеяться хочу!

– Показалось, товарищ сержант, – ответил Лютый.

Дыгало оглядел остальных.

– Хоть сопли на кулак мотай, хоть маму зови, хоть в штаны ссы – но сделай! Умри, но сделай! А он сделал!

– Отделение, одиночными – огонь! Огонь! Огонь! – командовал Дыгало.

Пацаны лежали на стрельбище. Вокруг поясных мишеней вдали взлетали фонтанчики песка. Лютый, яростно оскалившись, стрелял будто по реальному врагу. Воробей невольно моргал, жмурился на каждом выстреле. Джоконда спокойно, с холодным пристальным взглядом подводил прицел под срез мишени.

Потом каждый держал свою мишень, Дыгало шел вдоль строя.

– Все вниз ушло! Не дергай за спуск, дрочить в другом месте будешь… Нормально!.. А тебе, урод, только огород сторожить, в жопу солью стрелять!..

Он остановился перед Джокондой, глянул на кучные пробоины в мишени, потом на него.

– Занимался?

– Никак нет. Наверное, профессиональное, товарищ сержант, – пожал плечами тот. – Глазомер развит.

Дыгало снова посмотрел на мишень. Достал из кармана пятак.

– Воин! – Он кинул пятак Воробью и указал на линию мишеней.

Джоконда лежал на рубеже, с тем же холодным пристальным взглядом наводя прицел на поблескивающий на солнце пятак. Пацаны столпились за спиной.

Ударил выстрел. Под восторженные крики пацанов пробитый пятак, кувыркаясь, взлетел высоко в воздух.

Пацаны перекуривали, пока стреляло первое отделение.

– Слушай, Джоконда, – сказал Серый. – Вот если честно, без фуфла, чего ты в Афган пошел? Сидел бы в штабе, рисовал – звали ведь. Да вообще от армии закосить мог.

– Не поймешь. – Джоконда, как обычно, жевал зажатую в зубах спичку.

– А ты попроще.

– Попроще? – Джоконда вздохнул, подумал. – Смотри, – прищурившись, указал он на стоящий поодаль танк. – Красиво, правда? Такая мощь, и ничего лишнего, ни одной черточки. Оружие – это самое красивое, что создало человечество за всю свою историю.

Пацаны озадаченно посмотрели на танк и снова на Джоконду.

– Ну? – пожал плечами Серый.

– Был такой художник в эпоху Возрождения – Микеланджело. Его однажды спросили, как он создает свои скульптуры. Он ответил: очень просто, я беру камень и отсекаю все лишнее. Понимаешь? Красота – это когда нет ничего лишнего, никаких условностей, никакой шелухи. А на войне – только жизнь и смерть, ничего лишнего. Война – это красиво.

Пацаны переглянулись. Лютый зло сплюнул под ноги.

– Я не пойму, Джоконда, – ты правда дурак или опять стебаешься? Красиво ему, когда кишки на гусеницы наматывают! У нас все пацаны, кто еще не сел, в Афган пошли. Может, хоть что по жизни изменится. Говорят, с орденом придешь – квартиру дадут. А ему, блядь, красиво. В войнушку поиграть со скуки…

Джоконда только улыбнулся, щурясь на солнце.

Пацаны с разбегу бросались на каменистую землю, били очередями.

– Огонь! Огонь! Огонь! – орал Дыгало, стоя на колене за цепью. – Перезарядились!

Пацаны откатывались за камень, лежа на боку торопливо отщелкивали пустой магазин, доставали из подвески новый.