Девятая жизнь

– Не совсем. У моего отца когда-то был кровный брат, которого так звали. Трагически погиб еще до моего рождения, а меня назвали в его честь. Адыгское – это Дамий, например, или Дагаз. Или вообще Курумбий.

– Курумбий, – повторила Катька. – Вам бы пошло.

– Вполне возможно, – согласился Шагдетов. – Адыгский язык очень красив.

– Как полет сокола над ущельем?

– Именно так. Вы бы могли нарисовать адыгский язык, Катерина Филипповна?

Катька пожала плечами, достала из клатча блокнот и карандаш (не идти же без них на встречу!) и попросила:

– Скажите что-нибудь по-адыгски.

Дамир произнес длинную певучую фразу, в которой иногда что-то щелкало и падало. Катька подумала секунду, а потом опустила на бумагу острие карандаша. Полились штрихи, потекли плавные линии. Минут пять мужчины молчали, она рисовала. Затем так же молча протянула листок Шагдетову.

– Очень интересно, – пробормотал он.

Из штрихов складывался профиль: то ли мужской, то ли женский, не разберешь, но тонкий, будто из паутины вытканный. Лицо становилось лесом и горами, и стволы у деревьев были словно кинжалы, а может, и нет… Картинка-обманка, картинка-ущелье. Сокол там тоже был, Катька вписала его в кроны деревьев – верхушки елей обрисовывали его силуэт.

Шагдетов поднял глаза от листка и спросил совсем другим тоном:

– Поговорим, Катерина Филипповна?

– Поговорим, Дамир Кирмитович.

– Просто Дамир, – предложил он.

– Катерина.

– Вот и договорились.

– Уже договорились? – с притворным изумлением поинтересовался Валентин Петрович. – А как же долгое обсуждение, как же творческие споры?

Шагдетов пожал плечами.

– Это, – он показал помощнику рисунок, – говорит само за себя. Хотя творческих споров, полагаю, нам все равно не избежать. Однако я готов попробовать. Я доверял мнению Филиппа Ивановича и, когда вы позвонили мне и объяснили ситуацию, мог просто на него положиться. Теперь я вижу, почему был сделан такой выбор… Вы выставляетесь, Катерина?

– Пока мало.

У нее словно тугой узел внутри развязался. Дамир для Катьки был чуждый, чужой, и она подготовилась к долгой, трудной работе. Убеждать, доказывать, что ты не верблюд и как-то сможешь – да еще совсем не так, как Филипп Литке. Катька не думала, что дело ограничится одной-единственной импровизацией.

– Жаль. Я бы посмотрел ваши работы и приобрел кое-что для коллекции.

– Вы немного торопитесь, Дамир. – Катька решила спустить его с небес на землю. – То, что я способна нарисовать подобное, – она кивнула на рисунок, – говорит лишь о том, что у меня рука набита. Не обманывайтесь легкостью, с которой художник делает наброски. У простого ремесленника в голове всегда много идей, еще и покруче, чем эта. У нас же с вами речь идет о большой работе, и в нее вложены большие деньги.

– Ну, положим, еще не вложены.

– Только не рассказывайте мне, что получить все разрешения на роспись вам стоило лишь часов, проведенных в длинных очередях к кабинетам московских начальников.

Дамир поморщился.

– Вы правы. Впрочем, это лишь одна сторона медали. Вторая – то, что мы можем дать городу. Вы знаете, почему проект называется «Девять жизней»?

– Да, я посмотрела презентацию, и Валентин Петрович показал мне бизнес-план.

– Тогда вы понимаете, насколько это социально значимый проект. Именно на этом аспекте я настаивал во время переговоров с Филиппом Ивановичем. И его, а теперь ваши коты – лицо этого проекта.

– Вернее, две толстые морды! – развеселилась Катька. – А я-то наивно полагала, что лицо проекта – это художник.

– Вас слава не обойдет, – пообещал Дамир, слегка поскучнев. – Если вы этого хотите…

– Будем считать славу побочным эффектом. Я просмотрела дедовы планы, но… Буду с вами откровенна, Дамир. Я не дед.

– Я заметил. – Если бы он позволил себе хоть каплю насмешки, Катька бы его на атомы разнесла, однако Шагдетов был серьезен.

– И я в любом случае сделаю по-своему. Кроме того, я считаю, делать все росписи в едином стиле – значит просто повторить задуманное дедом. Он мог так написать, это был его стиль, но…

– Но вы не он, – повторил Дамир. – Чего вы хотите, Катерина?

– Свободу творчества, конечно же.

– Насколько большую?

– Я должна написать Фреда и Джорджа, это непременное условие. О’кей, пусть будут Фред и Джордж, раз уж они стали нашим культурным наследием. И я даже недалеко уйду от наива… хотя бы в паре работ. Но есть существенное отличие. Дед придумал девять разных сюжетов, для каждого объекта свой. Я хочу сделать один, замкнуть идею в кольцо. Да, каждый рисунок будет рассматриваться как отдельное произведение, но если сложить все росписи вместе, то получится история.

– Катерина Филипповна, какая замечательная идея! – воскликнул Валентин Петрович с энтузиазмом. Катька ему ничего заранее не рассказывала – тут главное одобрение спонсора. – У меня есть несколько знакомых писателей, мы можем выпустить книжку с этой историей.

Климанский, как обычно, думал на несколько шагов вперед.

– Звучит неплохо, – сказал Шагдетов. – Когда я могу увидеть полное описание концепции и наброски?

– Думаю, к концу недели будет готово, – пообещала Катька.