Девятнадцать минут

– Эти заметнее, – объяснил Джордан. – Я хочу, чтобы ты выглядел как человек, которому зрение никогда в жизни не позволит застрелить десятерых.

Питер ухватился за металлический край лавки:

– Джордан, что со мной будет?

Иногда адвокаты врут клиентам – просто чтобы те продержались до конца разбирательства. Но сейчас Джордан почувствовал, что должен сказать правду:

– Не знаю, Питер. Перспективы у тебя, мягко говоря, не блестящие. Против тебя собрано очень много улик. Шансов добиться оправдания мало, но я постараюсь сделать все возможное. Хорошо? – (Питер кивнул.) – Твоя задача сидеть тихо и вызывать жалость.

Питер поник головой, лицо искривилось. «Да-да, вот так», – подумал Джордан и вдруг понял, что его клиент плачет.

Он встал и подошел к решетке. Слезы подзащитных тоже были ему не в диковину. Обычно, перед тем как идти в зал суда, он ненадолго оставлял человека одного, чтобы тот мог выплакаться. Эмоции были не его делом, а ничто, кроме дела, его не касалось. Но, слушая рыдания Питера, он уловил в этой горестной песне какую-то ноту, которая зацепила его за живое. Не успев понять, зачем он так поступает, Джордан снова сел на койку и обнял Питера. Мальчик обмяк, прислонившись к нему.

– Все будет хорошо, – сказал Джордан, надеясь, что не лжет.

Оглядев заполненный зал, Диана Ливен попросила пристава выключить свет и запустила со своего ноутбука презентацию. На экране за спиной судьи Вагнера появилось изображение школы: голубое небо, облачка, похожие на сахарную вату, развевающийся флаг, на парковке караван из трех детских автобусов. Диана выдержала пятнадцатисекундную паузу. В зале стало так тихо, что было слышно, как гудит компьютер стенографистки. «О боже! – подумал Джордан. – Мне это еще три недели терпеть».

– Так выглядела старшая школа Стерлинга шестого марта две тысячи седьмого года в восемь часов пятьдесят минут. Занятия только начались. Кортни Игнатио писала тест по химии. Уит Обермейер в приемной директора объяснял причину своего опоздания: у него сломалась машина. Грейс Мерто выходила из медкабинета, где ей дали таблетку тайленола от головной боли. Мэтт Ройстон и его лучший друг Дрю Жирар сидели на уроке истории. Эд Маккейб записывал на доске домашнее задание для своих учеников. Ни эти люди, ни другие ребята и преподаватели не подозревали, что шестое марта две тысячи седьмого года не будет обычным школьным днем. – Диана нажала на кнопку, и на экране появилось новое изображение: Эд Маккейб лежит на полу, из живота вываливаются кишки, плачущий подросток прижимает руки к огромной ране. – А вот так старшая школа Стерлинга выглядела шестого марта две тысячи седьмого года в десять часов девятнадцать минут. Эд Маккейб не успел дать детям задание, потому что Питер Хоутон, семнадцатилетний ученик этой школы, ворвался в здание с рюкзаком, в котором находилось четыре единицы огнестрельного оружия: два обреза и два полностью заряженных полуавтоматических пистолета девятимиллиметрового калибра.

– Джордан, – прошептал Питер, дергая своего адвоката за рукав.

– Не сейчас.

– Но меня стошнит…

– Глотай.

Диана вернула предыдущий слайд – идиллическую картинку: