Девятнадцать минут

– Протестую. Она запугивает моего свидетеля.

– О, ради бога, Джордан, – рассердилась Диана, – не надо использовать свои адвокатские штучки в мой адрес.

– Порядок в суде, – предупредил судья.

– Вы также говорили, господин доктор, что это состояние диссоциации Питера закончилось, когда детектив Дюшарм начал задавать ему вопросы в полицейском участке, правильно?

– Да.

– Правильно ли будет сказать, что ваш вывод основывался на факте, что только тогда Питер начал адекватно реагировать учитывая ситуацию, в которой он находился?

– Да.

– Тогда как вы объясните, почему несколькими часами раньше, когда три офицера, нацелив на Питера оружие, приказали ему бросить пистолет, он смог сделать то, о чем его просили?

Доктор Ва заколебался.

– Ну-у…

– Разве это не адекватная реакция на то, что трое полицейских достают свое оружие и целятся в тебя?

– Он бросил оружие, – сказал психиатр, – потому что даже на подсознательном уровне понимал, что в противном случае его убьют.

– Но, господин доктор, – сказала Диана, – мне казалось, вы сказали нам, что Питер хотел умереть.

Она села на место, довольная, что Джордан уже ничего не сможет сделать на перекрестном опросе свидетеля, чтобы испортить ее успех.

– Доктор Ва, – сказал он. – Вы провели много времени с Питером, верно?

– В отличие от некоторых моих коллег, – многозначительно ответил тот. – Лично я считаю, что необходимо знать лично человека, о котором будешь говорить в суде.

– Почему это так важно?

– Чтобы установить определенную связь, – сказал психиатр. – Выстроить отношения доктора и пациента.

– Принимали ли вы во внимание все, что говорил вам пациент?

– Конечно, нет. Особенно учитывая данные обстоятельства.

– На самом деле существует много способов проверить правдивость истории, рассказанной клиентом, правда?

– Конечно. В случае с Питером я разговаривал с его родителями. В школьных записях я обнаружил упоминания о буллинге, несмотря на отсутствие реакции со стороны администрации. Полицейский отчет подтвердил рассказ Питера об электронном письме, разосланном нескольким сотням учеников школы.

– Обнаружили ли вы какие-либо факты, подтверждающие то, что шестого марта Питер пребывал в состоянии диссоциации? – спросил Джордан.

– Да. Несмотря на заявление полиции, что Питер составил список жертв, пострадало очень много людей, которых не было в списке… или которых он совсем не знал.

– Почему это важно?

– Потому что это говорит о том, что, стреляя, он не целился в отдельных учеников. Он всего лишь двигался вперед.

– Спасибо, господин доктор, – сказал Джордан и кивнул Диане.

Она посмотрела на психиатра.

– Питер рассказал вам, как его унизили в школьной столовой, – сказала она. – Он упоминал о еще каких-либо местах особо?

– Игровая площадка. Школьный автобус. Туалет и раздевалка.

– Начав стрелять в Стерлинг Хай, заходил ли он в кабинет директора?

– Насколько мне известно, нет.

– А в библиотеку?

– Нет.

– А в учительскую?

Доктор Ва покачал головой.

– Нет.

– А в мастерскую?

– Не думаю.

– На самом деле из столовой Питер направился в туал том в спортзал, а оттуда в раздевалку. Он методично передв ^П° ся от одного места, где его обижали, к другому, ведь так?

– Похоже, что так.

– Вы сказали, что он всего лишь продвигался вперед, госп доктор, – сказала Диана. – Но разве не это называется планом?

Когда Питер в тот вечер вернулся в тюрьму, охранник, который отводил его в камеру, передал письмо.

– Ты пропустил сегодня почту, – сказал он, и Питер не нашел слов, настолько непривычной оказалась для него эта порция доброты.

Он сел на нижнюю койку, прислонившись спиной к стене и внимательно осмотрел конверт. С тех пор как Джордан устроил ему разнос за переписку с той корреспонденткой, Питер немного подозрительно относился к почте. Но, в отличие от предыдущего письма, это не было набрано на компьютере. Конверт подписан аккуратным почерком с маленькими воздушными, похожими на облака, завитушками.

Он разорвал его и достал сложенный листок. Письмо пахло апельсинами.