Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

Осклизлая серо-бурая взвесь умозрительного прохода слегка завибрировала, дернув зависших в ее цепких объятьях пленников. Любое колебание отзывалось в них, растянутых между Ардой и Эа. Для Гортхауэра это не имело существенного значения – призрак колыхнулся в тусклых волнах и обрел прежнее положение. Мелькор поморщился – сдвинулась цепь, сместив наручник. Уже многие тысячи лет вися в Пустоте и не имея возможности уйти, он невольно соткал вокруг себя подобие кокона – впрочем, скорее «не-свет-не-тьма», подобно раковине-жемчужнице, окружила инородное тело тонким слоем сгустившихся частиц, отторгая его. Вала не противился: сил уже не было. Ни сопротивляться, ни бороться, ни протестовать, ни… творить? Где? Здесь? Остатков воли ему хватило на то, чтобы никто не увидел, как мучительна для него всепроникающая Пустота, разрывающая самую его суть, растягивающая, как на дыбе, меж миром и мирами. Нечего Валмарский двор потешать. И Творец, если наблюдает за расправой, не получит удовольствия видеть его – таким. Опустошенным и бессильным. Впрочем, Творец никак не отреагировал. Не снизошел? Не удостоил даже отеческим плевком? Тягучими жирными каплями ползло время, наполненное слепым одиночеством, глухой тишиной и ноющей болью, привыкнуть к которой было сложно. Впрочем, привык – не прошло и пары тысяч лет. И все же бездействие и одиночество были хуже всего. Даже при том, что к последнему он притерпелся, но свыкнуться, принять – не мог. Крах же, очередной крах всего… Он мучительно пытался понять, в чем его вина, в чем ошибка. Почему все так? Конечно, где ему было устоять против четырнадцати… И все же… Как он мог – кого-то создавать, кого-то собирать вокруг себя – опального Валы? Эгоизм? Чтобы не быть одному? Поделиться тем, что было в нем, и тем, что он видел? Ведь если не для кого творить, петь, сочинять – зачем жить, зачем быть? Год за годом всплывали в памяти все эпизоды его долгой жизни, с тех пор как осознал себя – собой. Темное мерцание Эа, блеск Альмарена – первого приюта Валар, чистый, прозрачный холод Утум-но-Хэлгора – его одинокой крепости… Мелькали чередой лица – ужасные и прекрасные, ненужные никому твари, с которыми он счел себя обязанным возиться, и – ученики. Вспоминая их живыми, такими, какими они были когда-то, и зная, что их больше нет, он мог лишь бессильно скрежетать зубами. Память, увы, была превосходная, не замутненная ничем, и безжалостно преподносила картину за картиной – зримо и ярко, доводя до исступления, скручивая в мучительной судороге. Сотни и тысячи раз прокручивалось перед мысленным взором прошлое, обжигая, как раскаленные угли. Казалось, что еще немного, и истерзанный разум покинет его, но – спасительное безумие не приходило. Это не для стихий. У него не было будущего, только прошлое – зато разнообразное. Мелькор пытался, в минуты особого отчаяния и бессилия, сосредоточиться на том хорошем и радостном, что видел (это казалось слабостью, но сознание, расщепляясь в бесконечной пытке, отказывалось противиться порыву), – и не мог. Любое такое воспоминание тотчас же заволакивалось тенью, лилась кровь, проносилась череда знакомых лиц, искаженных горем, болью и яростью. Это было хуже незаживающих ран. Конечно, каяться он и не думал. Никогда больше его не увидят на коленях и мольбу о пощаде – не услышат. Может, Творец до сих пор чего-то подобного от него дожидается… Да лучше уж на цепи в ошейнике сидеть, чем перед Единым и иже с ним на задних лапках бегать.