Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

Спускались долго. Бесконечно долго — хотя для всех, кроме Гортхауэра, это было не в первый раз. Черный майа озирался по сторонам, внутренне содрогаясь от омерзения и страха — почти благоговейного: где-то здесь, во мраке, к Тьме имеющем такое же отношение, как свет Дерев — к солнечному, пребывал три века его Учитель. Он обернулся, глядя на Мелькора, — лицо Валы было спокойным, правда, немного отсутствующим, задумчивым.

Наконец они остановились перед дверью.

— Все, пришли, — выдохнула Эльдин.

Глава 14

Соскользнув со спины орла, Манвэ направился в чертоги. Эонвэ шел за ним — чуть позади, словно тень. Варда все еще не вернулась из Лориэна. Тем лучше.

Войдя в зал, Владыка почти упал в кресло, хотел прикрыть глаза рукой, но оборвал жест на полпути: ни к чему пугать майа — начнет волноваться, полезет с расспросами. Майа, похоже, уходить не собирался — пока не выгонят, во всяком случае. Сделать это? Не стоит — и так дергается. Чуть позже, поаккуратней.

— Эонвэ!

— Я здесь.

Герольд почтительно приблизился. «Расспросить, все что угодно, только не молчать. Ничего не случилось, не изменилось… все в порядке… все как всегда…»

— Эонвэ, скажи-ка, откуда Намо знал о цели визита к Ниэнне?

— Разве укроешь что-то от Владыки Судеб?

— Я хотел услышать ответ, а не вопрос! Взглянув в лицо майа, Король встретил спокойный взгляд небесно-синих глаз и невесело усмехнулся:

— Впрочем, можешь на этот вопрос не отвечать, какая теперь разница…

— Он и так знал, — проговорил Эонвэ.

Манвэ нахмурился. Дело было еще серьезнее. Намо, похоже, имел к последним событиям самое непосредственное отношение, и если бы его, Короля, решение было иным… Высказался бы наконец? А если да, то что тут неожиданного? Но Эонвэ…

— А ты разрывался, я же видел.

— Ну и все равно не смог выбрать. То есть, конечно, выбрал, но… — Эонвэ, опустив голову, смотрел в пол.

— Но Аллор и Эльдин — твои друзья, и вообще ты устал от всего этого… — продолжил Манвэ, складывая руки на груди. — Ну и встал бы рядом с ними, ты же давно уйти думал, еще тогда, тебе же все время приходится идти против себя, против совести — так не мучайся, в конце концов… Тем более теперь, ты же слышал, я больше не преследую Мелькора и тех, кто с ним, бояться нечего…

Вала осекся: трусом Эоивэ не был.

— Прости, это я зря…

— Я и не боюсь. Просто не хочу, не могу выбирать! Ты же знаешь…

«Опять — выбор… Курумо, выбирающий "отсутствие выбора", теперь — Эонвэ… А Аллор и Эльдин? А Тирзэ?» — Манвэ откинулся на спинку кресла, тяжело было даже дышать. А он сам? Сегодня — это был выбор? Потому что ему, Владыке, тоже надоело выбирать и терять?

Голос Эонвэ вывел Манвэ из размышлений:

— Бояться? Нет… ни тогда, после Круга, ни теперь. Это не страх, это… безотчетный ужас, когда не можешь ничего сделать, беспомощность какая-то, хотя готов сделать все, чтобы не случилось то, чего боишься. Ужас уничтожающий, сковывающий тело и мысль, и самый дикий страх — не за себя. — Эонвэ почти шептал, лихорадочно, взахлеб. — Просто тяжело терять, это боль неизбежной утраты, когда понимаешь, что то, что произойдет, — это навсегда, и стена вырастет, вечная, глухая… Уж лучше сразу — с Ойлоссэ вниз головой!

— Так все же? — невольно вырвалось у Манвэ, как будто слова могли вытолкнуть застрявший в горле ком.

— Уже ничего. Я же не умею выбирать… — повторил он отчаянно, — хотя… — Майа замолчал, оборвав фразу и мысль.

— Договаривай! — Рука Манвэ легла на плечо Эонвэ, невольно стиснув его. Майа сжался и закусил губу, потом вздохнул:

— Хорошо. Хочешь знать? Я скажу. Лучше скажу сам — ты ведь все равно узнаешь. — Эонвэ отвел глаза и продолжал, не глядя на своего Валу: — Сегодня… сегодня… — Он выдавливал из себя слово за словом, и Манвэ почувствовал, что не знает, что делать. «Зачем этот разговор? Надо все же было услать его сразу. Хотя нет — пусть выскажет все, в кои-то веки решился…»

— Сегодня, — тяжело продолжал Эонвэ, собравшись с силами, — я бы ушел… к ним — к Эльдин, Аллору — они свободные — не знаю, как объяснить… А потом — хоть в Пустоту — уже неважно. Все равно это был бы конец… — Он больными глазами посмотрел на Манвэ и опустил голову.

«Потом… Что — потом?» Понеслись сквозь окутавшую глаза пелену все те же картины: конец Первой эпохи, суд, приговор, исполнение… Манвэ с усилием вернулся к реальности, в который раз усмирив взбесившуюся память.

«Эонвэ!» — Мысленный возглас получился сильнее, чем он предполагал. Имя прогремело на всю залу, майа вздрогнул и тревожно заглянул в лицо Валы.

— Ты же сам хотел знать! Ты же спросил! — Голос Эонвэ звенел отчаянием, почти срываясь.

— Хорошо…

— Что — хорошо? — прошептал Эонвэ.

— Хорошо, что сказал. Лучше так. Я тебе тогда говорил и еще раз повторю. — Манвэ положил вторую руку на другое плечо майа; кресло было поднято над полом двумя ступеньками, но Король смотрел немного снизу вверх на стоявшего рядом герольда. — Ты мой майа. Ты — продолжение меня, мыслей моих и сути моей. Даже если выберешь иной путь, все равно будешь моим. Даже если уйдешь. Я не хочу, чтобы ты разрывался. Просто пойми: ты — мой. Ты понял?