Девятьсот восемьдесят восьмой

Вышагивая рядом с Мефодием, Марсель думал о том, что пора бы уже вымостить камнем отдельную дорогу от его дома к избе Михайло — настолько часто им приходилось пересекаться по внутренним делам селища. Знакомые, которых он встречал по пути, приветливо махали руками. Что ни говори, а его здесь если и не особо уважали, то уж точно любили. Историк довольно быстро привык к такому положению вещей, хотя оно в какой-то мере было для него новым. В прежней жизни его уважали за профессиональные навыки и статус, но любили ли? Вряд ли.

— Здравствуй, Баламошка!

— Как дела, Баламошка?

— Давно не заглядывал к нам, Баламошка!

— У меня медовуха созрела, Баламошка!

Марсель кивал всем направо и налево, улыбаясь совершенно искренне. Неожиданно для самого себя он нашел свое место именно здесь. Если отбросить в сторону всякие мелочи типа порядком доставшего ему прозвища, отсутствия водопровода и прочей ерунды, то он мог сказать с уверенностью, что был в целом счастлив.

Подойдя к воротам центрального здания, он увидел Курьяна, уже поджидавшего его, всем видом демонстрируя недовольство.

— Что? — вместо приветствия спросил Марсель, считавший здоровяка другом и поэтому предпочитавший не допускать недомолвок.

— Вы посмотрите на него, люди добрые! — Мужик обратился к воображаемой аудитории и, прищурившись, смерил собеседника сердитым взглядом: — Еще спрашиваешь?

— Не понимаю, о чем ты.

— А с урумом кто собрался без меня задружиться? Не стыдно? Я-то, дурак, всюду его за собой таскаю. Если что любопытное происходит — сразу за ним бегу. А он? Тьфу, одним словом.

— Во-первых, не с урумом, а с греком, — начал историк, но Курьян его перебил:

— А по мне хоть мавром его назови, а все равно обидно и не по-людски.

— Во-вторых, — Марсель не обратил на это замечание никакого внимания, — я сам только что узнал о нем вот от него.

Мефодий, на которого теперь смотрели две пары глаз, растерянно развел руками:

— Чего? Меня Михайло послал, велел Баламошку привести. О тебе, Курьян, ничего сказано не было.

— Ах, вот оно что. — Лицо мужика вытянулось, и он с извиняющимся видом взглянул на друга. — Ну, не сердись, поторопился.

— Ладно, — кивнул Марсель. — Пойдем, что ли, узнаем, чего там наш староста задумал.

Оказавшись в избе, мужики увидели Михайло, который с важным видом располагался на лавке, а вокруг него, подперев подбородок руками, восседали самые опытные и уважаемые жители селища. Картина маслом, усмехнулся про себя Марсель, здесь письмо турецкому султану сочиняется, не меньше.

— Здорово. — Он поприветствовал присутствующих и обратился к хозяину: — Что нового, Михайло? Вижу, дело важное.

— Ох и не говори, — тяжело вздохнул староста, приглашая гостей присесть. — Как снег на голову этот грек свалился.

— Кто таков?

— Да кто его разберет. Вчера дружинник от самого князя прискакал, говорит, мол, делай что хочешь, а чтобы посланник этот доволен остался.

— А что ж он в Витачове не переночует? Там вроде и условия получше, да и стены как-никак имеются.

— Все это так, но ты же знаешь тамошнего воеводу. Самодур знатный. К тому же очень нетерпим ко всяким иноверцам.

— А грек этот?..

— Он самый и есть. Дружинник тот мне по секрету сказал, что он нашего князя будет склонять в свою веру. А ты Владимира знаешь — он в последнее время сам не свой, все старается выше головы прыгнуть и всех под себя подмять.

— Не слышал.

— Ну, как же. Истуканов понаставил в Киеве. Перун теперь у него главный самый. Голова серебряная, а усы — из чистого золота. Я сам не видел, но люди так рассказывают. Я против Перуна, конечно, ничего не имею — он бог сильный, уважаемый, но нехорошо его выше самого Рода ставить. Только это между нами.

— Да, конечно… Постой. Так Владимир, говоришь, реформу провел? А какой у нас нынче год?

— Да вроде вчера еще был…

— Да, знаю, шесть тысяч четыреста девяносто шестой. Значит…

Прикинув в уме разницу, он присвистнул:

— Эге, брат, да у нас здесь намечается кое-что интересное.

— Что? — насторожился Михайло.

— Да так, — неопределенно махнул рукой Марсель. — На твоем месте я бы не стал сильно беспокоиться о том, угодишь ли ты страннику этому или нет. У него совсем другие цели и задачи. Обеспечь ему хороший стол и мягкую постель, этого будет вполне достаточно.

— А беседы?

— Ну а беседы — это уже мое дело. Когда, говоришь, прибудет твой грек?

— На закате обещался.

— Кириллом зовут?

— Кажется, так. А ты откуда знаешь?

— Это совершенно не важно. — Историк улыбнулся хозяину и поднялся. — Я пойду, нужно успеть в порядок себя привести. Зайду к тебе вечером, так уж и быть. Побалакаем с гостем дорогим.

— Думаешь, обойдется? — Староста удивился беспечности Марселя, остальные мужики тоже смотрели на него с некоторым недоумением, но предпочитали помалкивать.

— Уверен!

Сделав знак Курьяну не идти за ним, он кивнул остальным и вышел за дверь. Оказавшись на улице, Марсель тут же переменился в лице — от недавнего легкомысленного выражения не осталось и следа — и поспешил к своему дому.