Девятьсот восемьдесят восьмой

Оставался открытым вопрос о том, кем вообще был этот Кирилл, который в исторических источниках фигурировал как «философ». Если удастся разобраться в этом, тут же станет ясно, как Марселю себя с ним вести. Представив себе ситуацию, которая подтвердила бы догадки некоторых ученых-теоретиков о том, что начало крещения Руси якобы началось задолго до Владимира, Марсель ухмыльнулся. А что? Встать перед ним в третью позицию и представиться: так, мол, и так, я из будущего к вам явился, там все не то чтобы плохо, но как-то не очень. Может быть, покумекаем вместе и придумаем, как все изменить?

— Эй, старик, о чем ты? — историк одернул сам себя. — Может быть, этот византиец вообще не захочет с тобой говорить. Приедет, поест-попьет — и на боковую. А утром его и след простынет.

Внезапно в голову пришла дерзкая мысль, и Марсель даже зажал себе рот рукой, словно боялся, что кто-то услышит. Глядя прямо перед собой, он некоторое время бесшумно шевелил губами, а потом вскочил на ноги и принялся мерять комнату шагами. Поведение ученого объяснялось легко: он вдруг осознал, какая власть оказалась в его руках. Ведь, если подумать, он мог изменить судьбу целого народа. Какой бы она была, если бы славяне предпочли иную религию? Не христианство, не ислам, не иудаизм, а свое, исконное? Представив себе капища Сварога и Макоши в реалиях двадцать первого века, историк даже зажмурился от удовольствия. Кто знает, возможно, тогда все пошло бы совсем иначе?

Стоп! Марсель в очередной раз остановил себя. Иначе — не значит лучше. Никто не давал ему права на проведение таких опасных экспериментов. К тому же он совсем не был уверен в том, что, внеся подобные изменения в историю человечества, сам не исчезнет вместе с православием на Руси. Да и будет ли она — Русь? Не факт…

Нет, сказал себе Марсель Иванович Лавров. По какой бы причине он ни попал сюда, ему следовало относиться к своей миссии ответственно. Даже если все произошло по нелепому стечению обстоятельств, он все еще оставался разумным человеком, а не ребенком, который, высунув язык, тянется руками к оголенным проводам только для того, чтобы посмотреть, что будет дальше.

— Баламошка! Ты дома?

Наверное, он так увлекся этим внутренним диалогом с самим собой, что не сразу услышал Курьяна. Во всяком случае, раньше тот никогда не позволял себе заявляться вот так, без приглашения. Несмотря на дружеские отношения, которые почти сразу установились между ними, мужик почему-то всегда был очень предупредительным по отношению к нему, иногда даже чересчур. Эта его черта долго была непонятна Марселю, и однажды он даже задал этот вопрос приятелю:

— А чего это ты ко всем без приглашения вламываешься, а меня каждый раз зовешь из-за калитки? Боишься, что ли?

— Не то чтобы боюсь… — Курьян отчего-то замялся.

— А что тогда?

— Не знаю, как сказать, чтобы не обидеть тебя.

— Говори, как есть. Это самое верное.

— Ладно. Ты не такой, другой. Не чужой, но другой. Трудно объяснить.

— И что же во мне не так? — удивился Марсель.

— Да все.

— Ну, допустим. И что, из-за этого ты стесняешься ко мне в дом зайти?

— Ты будешь смеяться, друг, но — да, стесняюсь. Как девка перед первой брачной ночью.

Решившись наконец на такое признание, мужик вздохнул с облегчением и расхохотался, и Марсель, не сдержавшись, присоединился к нему. Этот разговор так и остался между ними, но, несмотря на это, Курьян продолжал звать друга, пока тот не выглядывал в окошко или не выходил на крыльцо. Только после этого гость решался войти. Должно было произойти что-то невероятно важное, чтобы упрямец изменил своим привычкам.

— Курьян? — Историк окинул взглядом посетителя, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и только после этого поинтересовался причинами вторжения: — Случилось что?

— Ничего такого. Но у меня к тебе просьба.

— Такая, что ты не мог подождать? Ну, говори, раз так.

— Не встречайся ты с этим греком, или как его там называют. У меня предчувствие плохое.

— Вот тебе раз. С чего бы это вдруг у тебя — и предчувствия?

Марсель был одновременно удивлен и не на шутку обеспокоен таким заявлением. Что могло заставить Ку-рьяна, который никогда не был суеверным, вспомнить о такой невесомой субстанции, как предчувствие?

— Расскажи-ка мне поподробнее о том, что это вдруг взбрело тебе в голову. — Марсель решил, что прежде, чем дать ответ, просто обязан был хотя бы выслушать друга.

— Не поверишь, но после того, как ты ушел, как-то мне стало неспокойно. Хотя Михайло с остальными мужиками вроде бы остались довольны твоими словами.

— Так не ходи никуда и ничем не занимайся, авось пройдет. Что тебя беспокоит? Поведай уж наконец, не томи.

— А вот что. Большие перемены идут, это все чувствуют. Ты думаешь, мы не понимаем, зачем Владимир новых богов на престол возвел? Дело ясное — человеку мало повелевать своей дружиной, он хочет всеми управлять.

— Разве это не так?

— Как тебе сказать… Вроде бы и так, да не совсем. Сегодня один князь, а завтра — другой. И каждый правит по-своему.

— Может быть, это и не плохо вовсе? — Марсель грустно усмехнулся — его собеседник говорил вполне разумно.