Девятьсот восемьдесят восьмой

Марсель хотел пуститься в спор, но передумал. Беседа не имела никакого смысла, если одна из сторон не была готова воспринимать правду. Нужно было нечто большее, чтобы убедить Ладу. Вспомнив о недавнем разговоре с ее дряхлой версией, историк задумался: может быть, стоило на время отпустить ситуацию в свободное плавание и предоставить девушке возможность самой убедиться во всем, а когда Владимир все же будет отравлен, предложить помощь? Эта мысль показалась имеющей смысл. Ведь если у него не получается переубедить жрицу, чем дольше он будет стараться сделать это, тем сильнее она будет сопротивляться.

— Ты права, — заявил он, вставая. — Я не буду больше настаивать.

— Как это? — Лада, почувствовав подвох, но не понимая, в чем он заключается, поднялась было на ноги, но тут же, охнув, снова склонилась над прохладной водой.

— С этой штукой, — Марсель кивнул на мешочек с магическим порошком, — я теперь вроде как один из вас. Так что, думаю, тебе не составит большого труда отыскать меня при необходимости. Или, возможно, я сам почувствую тебя — мне пока не удалось разобраться в том, как это работает.

— Ты уходишь? — удивилась девушка. — А как же все то, что ты только что говорил?

— В некоторых делах главное — это умение ждать, — глубокомысленно заметил Марсель. — Вот я и подожду, пока ты сама не обратишься за помощью. И когда это произойдет, можешь не извиняться. Главное — не упрямься и не тяни до того момента, когда ничего уже нельзя будет изменить.

С этими словами Марсель развернулся и, несмотря на гневные оклики жрицы, пошел прочь. Близость артефакта, несмотря на полное непонимание принципов его действия, наполняла его уверенностью в собственных силах. В какой-то момент он усомнился в его могуществе и оглянулся, опасаясь, что как только он отойдет на значительное расстояние, защитное поле исчезнет — и ему придется отбиваться одновременно и от Лады, и от ее учителя. Но он зря волновался: девушка стояла неподалеку от старца и, судя по всему, пыталась докричаться до него, однако тот ее не слышал.

— Удачи вам, ребятки, — с улыбкой пробормотал историк и пошел своей дорогой.

* * *

Чем дальше он отходил от волхвов, тем разумнее казалось принятое решение. Допустим, рассуждал историк про себя, прежний мир, к которому он привык, потерян для него навсегда. Что с того? Если принять на веру вариативность времени, то он, по сути, никому не навредит, решив создать собственную версию будущего. Историк слабо разбирался в научном подходе к исследованию времени как непрерывной величины, и это в какой-то мере помогло отбросить всякие сомнения, которые сбили бы с толку любого человека с математическим складом ума. Проще говоря, он махнул рукой и решил оставить все, как есть.

— В конце концов, живем один раз, — подытожил он собственные рассуждения, но тут же понял, как глупо прозвучало это выражение в создавшейся ситуации, и рассмеялся.

Марсель чувствовал себя великолепно, словно и не было того кошмара, через который ему пришлось пройти. Несмотря на то что он не планировал возвращаться в Триполье, чтобы не подвергать опасности друзей, историк верил, что наступит тот день, когда Баламошка снова увидится с Курьяном, Михайло и Марусей. Кто знает — может быть, и с Мусой удастся пересечься где-нибудь. Опасности со стороны старого волхва и его резвой ученицы больше не ощущал — единственное, что его теперь беспокоило, так это поиск жилья. Идти в людные города не хотелось, да и удаляться на большое расстояние тоже было нежелательно — ведь его помощь могла понадобиться в любой момент. Подумав о князе, Марсель сначала почувствовал к нему жалость, но тут же, вспомнив, с какой легкостью тот обрек его на смерть, махнул рукой: с его стороны было бы слишком самонадеянно пытаться спасти всех, особенно против их воли.