Девятый Аркан

— Дело в том, Влад, что импровизация — это дар. У меня его попросту нет, я не умею. А вот Феня создана для этого, у нее это так естественно получается. Она искренне верит в то, что делает, не задумывается, хорошо это или плохо, правильно — неправильно… Она это делает по наитию души, опираясь только на эмоциональную составляющую. В этом и есть вся прелесть и очарование жизни.

Я немного обиделась на Вику. Как это я не задумываюсь, что я — дурочка какая-нибудь?

— Нет, это не так! — решила я возразить. — Может, я и действительно умею импровизировать в жизни, но у меня есть страх.

— Страх чего? — удивилась подруга.

— Страх того, что когда ты что-то делаешь по велению души, так скажем, без расчета, то ты никогда не сможешь точно знать, к чему это приведет. Шагая в пропасть нового, ты никогда не знаешь результата.

— Зато ты точно знаешь, что прямо сейчас создаешь новое произведение… По-моему, только так и нужно жить!

Мы втроем повернули головы в сторону веранды. Федор поднялся из-за стола и продолжил:

— Невольно сделал стойку на слово «импровизация». Братцы! Кому, как не мне, знать, что это такое! Импровизация в музыке — это полет души в сторону от главной темы. Вика права. Это необычная способность. Играть только по нотам скучно. Любой музыкант хочет отойти от написанного и сыграть другие ноты, импровизация — это свобода, но я знаю многих моих коллег, которые рады бы были, да не могут.

Все молчали, видно, у каждого было что сказать, но хотелось дослушать Федю.

— Нельзя, если представлялось одно, а получилось по-другому, считать это неправильным. Нужно воспринять это как сюрприз. И ты, сестренка, живешь этими сюрпризами, которые следуют после твоей импровизации.

«И это он еще не знает про бабушкино «наследство», — подумала я, — как только предоставится возможность, нужно все же ему рассказать».

Потом мы пили душистый чай из самовара. Я задувала свечи на именинном торте. Федя с Викой уехали, а мы еще сидели в саду — я в гамаке, Влад в своем кресле. Дождь к ночи кончился. Вечер был теплым, небо раскрыло свои объятия для мелких и крупных звезд.

— Ты поживешь со мной здесь, Фень? Одному мне будет тоскливо.

— Я сама хотела попросить тебя приютить меня. С прошлой квартиры я съехала, новую пока не нашла.

— Живи сколько хочешь. Дом твой.

— Это пока, Влад. Как только коридор затмений откроется и карты вступят в свою силу, я отменю желание, и мы перепишем его обратно на тебя.

— Интересно ты ими распоряжаешься. Назагадывала желаний, чтобы потом их отменять.

— Пока я отменила только тебя…

— Не жалеешь?

— Нет, разве так можно было с тобой поступать, ты должен был сам полюбить, но я боялась, что ты никогда не обратишь на меня, как на женщину, внимания.

— Зато теперь у меня есть шанс… влюбиться в тебя по-настоящему. И я собираюсь им воспользоваться.

Глава 26 Семейный фотоальбом

После дня рождения прошла почти неделя. Мы по-прежнему жили с Владом на даче. Отношения наши были скорее дружеские, чем романтичные. С погодой повезло, стояли жаркие дни. Я вставала рано утром, ходила на то озеро купаться, подолгу плавала в теплой воде, надолго задерживала дыхание и глубоко ныряла. Я чувствовала, что это придает мне дополнительные силы. Из книг по магии я узнала, что 21 июня — день летнего солнцестояния. Языческий праздник, который в народе называется Коловоротом. Я решила непременно последовать славянскому обычаю в этот день, поэтому я затеяла генеральную уборку. По-моему, так тщательно я не убиралась никогда в своей жизни. В доме не осталось ни одного уголка, где бы не побывала моя тряпка.

Влад был удивлен таким моим рвением к чистоте, набивался в помощники, но я решительно вывезла его в сад, сунула в руки книгу Сидни Шелдона «Рухнувшие небеса» и приказала мне не мешать.

Я насобирала три огромных мешка того, что необходимо было срочно выбросить, постирала шторы и помыла окна. И мой дом задышал. В нем стало просторнее, светлее и уютнее.

Случилась и неожиданная находка. Разбирая полки с книгами, я наткнулась на старый семейный альбом. Еще даже не заглянув в него, я почувствовала его ценность. Внутри жила история моей семьи.

Первые страницы занимали люди, которых я не знала, приходилось аккуратно вынимать уголки каждой фотографии из вырезанных треугольников в альбоме и читать, что написано на обратной стороне. Мои дорогие предки позаботились о том, чтобы их имена и фамилии не канули в Лету. Первые фотографии были датированы 1874 годом. Я невольно обратила внимание на то, как разительно отличаются те, кто изображен на них, от нас — ныне живущих. В лицах этих людей, в их позах, в том, как они стоят, сидят, была какая-то особая стать: благородство, целомудренность, и вместе с тем — почти детская наивность. Люди жили и не ведали, что через какое-то время страшные события изменят их жизнь и навсегда изменятся судьбы их детей. Они потеряют своих близких в революциях, лагерях и войнах.