Девятый час

Она могла бы сказать себе, что иллюзия не случайна: Бог показал ей молодого человека, самоубийцу, заключенного в горьком чистилище, но отказалась от этой мысли. Это суеверие. Это лишено милосердия. Сам дьявол привлек ее взгляд к тому нагромождению и соблазнял предаться отчаянию. Вот в чем истина.

Буфет в столовой размерами и длиной напоминал лодку. Сестра нашла договор на аренду квартиры и свидетельство о браке, и только потом ее рука легла на узкую синюю папку, на которой кто-то (строгим мужским почерком) написал: «Документы на Голгофу». Папку она сунула себе в карман.

В спальне окна стояли нараспашку, рулонные шторы подняты, испачканный пеплом шнур медленно покачивается на утреннем ветерке. Постель была застелена, одеяла разглажены, тут – никаких следов пожара, хотя налицо сажа на дальней стене. И никаких признаков того, где мог бы лежать на кровати муж. Она сразу поняла (было сочувствие в его жестах, сочувствие к девушке, к жильцам квартиры этажом выше), что когда тело уже увезли, невысокий полицейский вернулся, расправил и подоткнул покрывало. Один из нас.

Взяв две подушки, сестра Сен-Савуар сняла с них наволочки и хорошенько их встряхнула (вспорхнуло несколько белых перьев), а сами подушки разложила в открытом окне. Она сняла одеяла и простыни, помедлив на мгновение, снимая очки и пристально рассматривая штопку, которую нащупала пальцами (стежки маленькие, аккуратные), сказала Богу: «Как Ты сотворил нас», увидев знакомые ржавые пятна тут и там на синем тике матраса. Простыни она затолкала в наволочку и обернула одеялом.

Отходя с постельным бельем от кровати, она ударилась обо что-то пальцем ноги и обернулась посмотреть, в чем дело. Мужской ботинок из коричневой кожи, основательно поношенный. Ботинки стояли в изножье кровати. Раззявленные и потерянные, со спутанными шнурками. Она поддала их ногой, чтобы не мешали пройти.

С ворохом постельного белья она спустилась по узкой лестнице. Сестра Люси глубоко дышала во сне. Сестра Сен-Савуар сгрузила на диван рядом с ней ворох белья, а когда даже это ее не разбудило, коснулась черным ботинком ботинка сестры и остро ощутила повтор: пустой мужской ботинок наверху и ботинок сестры Люси здесь, и нога смертной владелицы все еще в нем.

– Я бы хотела, чтобы ты посидела с леди, – сказала она.

В спальне молодая монахиня (ее звали сестра Жанна, в честь основательницы конгрегации) перебирала четки, устремив взгляд на груду одеял и пальто, под которыми спала хозяйка. Сестра Сен-Савуар подала знак от двери, и они с сестрой Люси поменялись местами. В гостиной сестра Сен-Савуар попросила сестру Жанну отнести постельное белье в монастырь в стирку и принести оттуда ведро и швабру. Вместе они сверху донизу отскребут квартиру этажом выше, свернут мокрый ковер, высушат половицы, починят, что смогут, чтобы смягчить для девушки возвращение туда, где произошло несчастье, где перегорела лампочка, поскольку ей придется вернуться, ведь ей некуда идти, а летом еще и ребенок родится.

От последней новости на глаза сестры Жанны навернулись слезы. Слезы были ей к лицу – на этом лице еще не просохла роса юности. Юная сестра послушно подхватила с дивана постельное белье. Сестра Сен-Савуар проводила ее в вестибюль, а после смотрела ей вслед, глядя, как она изящно спускается по каменной лестнице, прижимая тюк к бедру, чтобы видеть, куда ступать крошечными ножками. Небо было бесцветным. Как и тротуар. Как и улица. В холодном свежем воздухе еще витал запах гари, а может, он просто засел у сестры Сен-Савуар в ноздрях. Над головой кружили редкие снежинки. Сестра Жанна была очень маленького роста и даже в черном плаще казалась совсем хрупкой, но в ней чувствовалась твердость, даже живость, пока она с узлом спешила прочь: столько всего предстояло сделать! Сестра Сен-Савуар понимала, что в ее возрасте трагедия увлекательна не менее влюбленности.

Зайдя в квартиру, сестра Сен-Савуар заглянула в спальню сказать, что скоро вернется, и сама спустилась вниз. Похоронная контора Шина располагалась всего в восьми кварталах.