Девятый круг

– Это не он, – огорошил Некрасов. – Дом, в котором проживают иностранцы, находится под круглосуточным наблюдением. Ведется скрытая съемка всех входящих и выходящих. Это обычная практика, независимая от нашей текущей работы. Фиксация производится из квартиры на первом этаже. Штейнберг вернулся с прогулки точно в 22.00 – фотокамера это зафиксировала. При хорошем увеличении видно лицо. Так что на вас, товарищ майор, покушался кто-то другой.

– Да, не он, – Кольцов поморщился. – В 21.45 Штейнберг покинул расселенный дом. Четверти часа хватило, чтобы быстрым шагом добраться до дома. На меня напали в 22 с копейками… Но это точно был мужчина.

– Запомнили хоть что-то? – спросил Вишневский. – Какой он был?

– Откуда мне знать, какой он был, – огрызнулся Михаил. – Дышал хрипло. Удар – и все поплыло. Надо выяснить, где находились в десять вечера Богомолов, Урсулович и Лазаренко. Хотя не верю, – признался он, – не та категория граждан. Нужны умение и хладнокровие. Или мы что-то о них не знаем. Этот тип вошел в дом и сразу почувствовал, что в нем кто-то есть, причем не его сообщник. Действовал импульсивно, но логично. Даю еще одну зацепку, – вспомнил майор, – за винным магазином по Красному проспекту – три таксофона в ряд. Штейнберг звонил из среднего, разговаривал минуты четыре. Нужно выяснить, кому звонил. Пробили телефон, по которому с остановки звонил Лазаренко? – Михаил уставился на Некрасова.

– Так точно, товарищ майор. За точным временем я не следил, но в течение десяти минут таксофон использовался трижды. Первый звонок – таксомоторный парк, служба вызова такси, – Некрасов усмехнулся, – видно, кто-то не дождался трамвая. Остальные звонки – на квартирные телефоны. Квартиросъемщики – некий Бондаренко Алексей Петрович, одинокий мужчина, живет с матерью, военный на пенсии. Второй телефон – Шумилин Родион Олегович. В квартире, помимо него, прописаны супруга Алина Дмитриевна и шестилетний сын Максим. Легче стало, товарищ майор?

– Нисколько. Но в уме держим.

– Со Штейнбергом надо что-то делать, – вступил в беседу Москвин. – Ведь все понятно. Это он убил Романчука. Это он привел вас в тот проклятый дом, где… мы вас чуть не потеряли. Он полностью осведомлен, держит в руках все нити. Расколоть негодяя – и дело закроем.

– Необязательно, – возразил Кольцов. – В смысле, расколем. С чего ему колоться? Романчука прикончил не он, просто мимо проходил. Вчерашний случай вообще недоказуем. Гулял перед сном, забежал в какой-то дом, потому что терпеть уже не мог. А по голове кого-то треснули – его вообще там не было. Не прокатит, Вадим. Самое противное, что это гражданин другого государства, владеющий иммунитетом. Посмеется нам в лицо, а мы утремся. Появится на Штейнберга что-то убедительное, тогда и будем решать.

– Сегодня состоялись похороны Запольского, – напомнил Некрасов. – Все прошло на уровне: цветы, люди, комфортная могилка в престижной части кладбища. Богомолов держал проникновенную речь. Из фигурантов присутствовали все, кроме Голубевой.

– А это что за протест? – не понял Кольцов.

– Должен же кто-то работать, – пожал плечами Некрасов. – Лилия Михайловна весь день находилась в отделе, занималась проектом. Остальные, за исключением Богомолова, в институт не вернулись. Похоронная церемония, потом поминки в кафе «Буревестник». У нас теперь свой агент в логове неприятеля, – улыбнулся капитан, – Вениамин Староселов. Гражданин нанес визит… пока вы, Михаил Андреевич, отходили после вчерашнего, поговорили по душам, и Венечка согласился оказывать нам содействие, что полностью укладывается в его интересы. Теперь вам не надо присутствовать в институте, чтобы знать, что там происходит.

– Понятно, – улыбнулся Михаил. – Что еще собрали по фигурантам?

– Немного, но есть, – вступил Алексей Швец. – У Погодиной в прошлом – семейная драма. Отец ребенка бросил семью, когда сыну исполнилось четыре года. Утрату переживала очень болезненно, уволилась с предыдущей работы, начала пить. В какой-то момент решила покончить с собой, но тут появилась мать в качестве ангела-хранителя и вытащила дочь из петли. Несколько месяцев лежала в психиатрическом отделении Барабинской районной больницы, как я понимаю, чтобы не знали в городе. Вроде вылечили, что бывает нечасто, вернулась в общество, сейчас неотличима от прочих граждан. Как работница – весьма ценная, на хорошем счету у начальства. О ее сомнительном прошлом знают немногие, в частности, первый отдел не в курсе. Мы не стали их пока информировать.

– Пока не надо, – согласился Кольцов. – Сломать человеку жизнь и вновь довести до петли никогда не поздно.