Девятый Замок

Асфель посмотрел на Борина… потом — на его деда… потом — снова на Борина… Он видел смех, что расцветал на их губах. Сколь смешон был он, Асфель Стерман, незаменимый человек Его Величества Аэдгара, короля Алмара, в своей подозрительности и своём неверии. Его не разыгрывали. Видно, Медноголовый был не только сказкой. Эти двое, что прошли по горам чёрного солнца, по тропе призраков, через перевал мёртвых, — они звали его, чужака, в легенду.

Асфель был скверным помощником королю.

Он согласился.

Впрочем, тут надобно сказать, что легенда его обманула — как и прочих.

* * *

Подземелье освещалось бледными холодными огнями и зеркалами. Тор посмеивался в бороду, глядя на своего внука и королевского посла. Оба, с одинаковыми глазами, восхищенно пялились на мир вокруг, переглядывались, и были похожи, точно двое ребятишек. Для старика, впрочем, так и было.

Медноголовый оказался длинным змеем, местами ржавым, с облезшей краской. Голова его тускло алела во тьме, а глаза — два огромных шара, собранные из самоцветов — мерцали, как далекие звезды. Он не спрашивал, куда доставить путников. Не спрашивал, зачем тут человек из народа Верольд. Он просто широко разинул пасть и проглотил троих. Борину было очень его жаль. Это была печальная сказка. Первая в его жизни.

Но, конечно, не последняя.

Потом была тьма, озаряемая лишь подземными огнями. Медноголовый шёл поначалу с диким грохотом. Затем грохот стал свистом. А далее исчезли все звуки, все отсветы, и дракон прошёл сквозь толщу Подземного мира. Асфель иногда жалел, что шагнул в пасть Медноголового. Он так и не смог согреться — ведь холод Подземелья не для людей Верольд. Огонь его взора приугас, а сердце исполнилось мудрости.

А Борину всё было в диковинку. Он, конечно, тоже сильно испугался, но виду не подал. А после уже и забыл о том. Ибо перед ним был Верольд, Верланд, Страна Чужаков, их мир.

Мир, где почти нет гор, и простор не скован утёсами да склонами, не разрезан изломом скал и хребтов, не ограничен потолком пещеры. Этот мир простирался от одного края неба — и до другого. Небо же было бескрайним, земля — мягкой, ровной и удивительно тёплой. Земля пахла тысячами запахов, и хоть не все они были приятными, Борин всё равно совал нос куда ни попадя.

В горах из живности были только ослы, овцы и козы — здесь же ещё и коровы, лошади, розовые свиньи. Деревья тоже были другими, и птицы, и сам воздух был совсем иным. Если мир народа Двергар уходил вниз, под землю, то мир Верольд, наоборот, тянулся ввысь. Даже люди тут были высокие, вдвое выше дедушки Тора, и какие-то узкие, тощие. Странное дело, но далеко не все носили бороды. Асфель — не носил. Наверное, подумал Борин, это от того, что Асфель служит у короля. Если в этом мире всё наоборот, значит, королевские люди должны бриться наголо. А вот в Белогорье люди ярлов необычайно ценили бороды.

* * *

— Лучше будет, — строго сказал дед, — если ты не станешь разгуливать по городу сам. По началу, во всяком случае.

— Я не маленький! — обиделся Борин. — Не потеряюсь!

— Ты-то уж конечно не маленький, — мрачно молвил Тор. — Зато горожане — маленькие. Хочешь, внук мой, быть ходячей диковинкой? Хочешь, чтобы они тыкали в тебя пальцами и кричали: "Ой, глядите, гномик! Настоящий гномик!"? Не так уж часто им доводится нас видеть. Как и нам — их. Тут, в Даэлоре, конечно, живут наши соплеменники, но не так чтобы много.

Борин удивился:

— Но ведь к нам спокойно отнеслись в небольших поселениях за городом!

— Именно, внук мой, — вздохнул старик. — За городом. В городе — совсем другое дело.

* * *

Тор ошибся. Последний раз он был в Даэлоре несколько сотен лет назад. Старый мастер забыл, как переменчивы краткоживущие. Изменился и город.

Так что никто не тыкал в Борина пальцем и не вопил: "Ух ты, гномик!" Его просто не замечали. Люди были озабочены своими делами, спешили, суетились, кричали, толкались и путались на площадях и узких улочках. Борин сдружился с сыном Асфеля Никласом, который и взялся показать ему славный город Даэлор.

Борин представлял себе древние руины на берегу озера. Руины, что и ныне, спустя столетия, хранят величие и гордость своих творцов. Руины, что взывают сквозь туман седых веков, зовут прочь от мира смертных. А возле останков дворцов и крепостей он ожидал увидеть неказистое поселение, серенькое, вросшее в землю невысокими домишками. Селение в тени древнего города.

Руины были на месте. Растрескавшиеся, надбитые, сколотые, они служили источником камня. Иные дворцы древности стали основой для роскошных зданий. Их не восстанавливали, нет, куда там! Их достраивали: в другой манере, из другого камня, с другими украшениями. Никлас хвастал, сияя от гордости: это, мол, дом бургомистра, это — коронного шерифа, это — судьи, а это — епископа…