Девичья команда. Невыдуманные рассказы

Нина Васильевна Бутыркина — старший мастер на заводе металлической фурнитуры. Служебный телефон ее известен, кажется, созвониться просто. Только цех у нее большой, разбросанный по разным этажам, и везде побывать надо. Ее цех считают лучшим на заводе, но ведь это дается нелегко. Звонишь-звонишь ей — «Нет на месте, убежала, не найти, она такая — сейчас была на первом этаже, а теперь, может, на четвертом». Как только умудряется, ведь на протезе! Но о протезе многие на заводе и не знают.

Валентину Васильевну Евстигнееву (Глазунову) тоже застать дома нелегко. Третий десяток лет работает красильщицей на комбинате «Красная нить». Как работает? «Да ничего, не ругают». Многого она о себе не скажет, но если будет дома дочка Таня, достанет из шкафа гору грамот. Все адресованы «лучшей производственнице, ударнику коммунистического труда В. В. Евстигнеевой». Хвастает у нее дел — и производственных, и общественных, да и домашних.

Сестрам Родионовым надо писать письма, они живут за городом.

Многие далеко от Ленинграда. Василий Ильич Хижняк начинал войну командиром отделения, а на памяти девушек стал командиром роты. Двадцать с липшим лет работал председателем колхоза в Кировоградской области на Украине. Колхоз большой и богатый. Далеко за горизонт уходят его земли. В селе Листопадове — молочные фермы, птицефабрика. Заглянуть зимой в сараи и гаражи — машин там, как на хорошем заводе. А в мае на Украине уже страда, все машины в поле. И председателю жарко в такую пору, всюду надо поспеть. Хижняк все же вырвется на встречу и прилетит хоть на денечек в Ленинград. Войдет, отдуваясь, в комнату с чемоданом — принимайте украинские гостинцы: варенье, мед, горилку. И улыбнется во весь рот, показывая щербины на передних зубах. Эти щербины — тоже память войны, конечно, пустяк, человек был пять раз ранен, а тут уголки двух зубов…

Был такой случай. Проверял он со взводом одну из фронтовых дорог. Каждая минута была дорога: вот-вот должны были пойти по дороге машины и нельзя было их задерживать. А тут у ефрейтора, шедшего впереди, отказал миноискатель. Хижняк подбежал: «Что такое? Давай быстро разберем прибор!» Все разобрал, одна маленькая гайка заела, И ключ не берет. Тогда лейтенант стиснул ее зубами, да с такой силой, что вот уголки зубов и обломал. Но отвернул гайку и миноискатель исправил. Выплюнул кусочки зубов, отдал прибор минеру. Тот вскоре нашел на дороге пять противотанковых мин. Сняли их, и тут же подошли машины, которые надо было пропустить без малейшей задержки — ехал маршал Говоров, командующий фронтом.

Долго будут сидеть однополчане за праздничным столом. Еще раз помянут тех, кого нет с ними. Память об ушедших жива. В одной из ленинградских школ пионерским отрядам присвоены имена Вали Корнеевой и Вани Ногаева. Красные следопыты разыскали могилы героев. Товарищи по батальону установили надгробия. Туда, на Чесменское кладбище, часто приходят боевые друзья и молодые солдаты, сегодня несущие службу, и пионеры. Украшают могилы живыми цветами.

Обо всем вспомнят за праздничным столом, поговорят и о детях. Подумать, Таня Бутыркина уже мастер на заводе, как мать, и коммунистка. А Валя Алексейчик пошла по материнским стопам, окончила строительный институт, теперь уже старший инженер. Елизавета Александровна Еранина рассказывает о внучке, совсем недавно родилась, чудесная девчонка. И друзья поздравляют Лизу — не только с внучкой. Недавно важное событие произошло у самой Лизы: ее наградили орденом. Работа скромная, парикмахер, дамский мастер, но если человек работает с душой, он везде будет замечен.

Сидят с ветеранами девичьей команды В. В. Дмитриев, бывший их сержант, а теперь полковник, и бывшие командиры рот М. Д. Засимук — теперь мастер в типографии офсетной печати, А. П. Щипунов — мастер Кировского завода, А. И. Лазарев, ставший доктором технических наук, и бывший старшина Л. С. Рыженькин, работающий теперь на электромашиностроительном заводе.

Сидят за столом ветераны. Не раз еще поднимут бокалы — за нашу победу, за нашу армию, за дружбу. А потом пойдут танцевать, и Елизавета Александровна Самойлович, пополневшая, но все еще красивая, вскочит первой и закружится по комнате. И тяжеловатый Хижняк тоже встанет, обнимет ее и напомнит:

— А ведь помнишь, что говорила, когда тебя ранило!

Она помнит… Когда мина раздробила ей ступню, плакала: «Застрелите меня, ребята, не хочу жить калекой». Хижняк подошел к ней тогда, наклонился к носилкам: «Да что ты, Лиза, мы еще вальс танцевать будем». И правда, танцуют. Даже через тридцать лет.

И Егор Сергеевич тоже пойдет — и с Лизой, и с Верой, и с Ниной, хотя, по правде сказать, танцевать-то по-настоящему не умеет. Но будет танцевать с ними, будет смотреть на них и вспоминать пережитое вместе — войну, девичью их команду, все то, что так свежо в памяти и чего никогда не забыть.