Девичий мирок (история одной школы)

И, схватив перчатки, Этти побежала к двери. Сэр Торнтон, высокий мужчина, суровый на вид, ожидал ее в прихожей, застегивая пальто. Экипаж стоял у подъезда. Минуту спустя он уже вез Эстер и ее отца к железнодорожной станции. Когда аллея оказалась позади и милый старый дом скрылся из вида, Эстер откинулась на подушки и закрыла глаза. Все, что ей было дорого, осталось в прошлом. Впереди ее ожидал чужой мир и чужие люди.

Сердце девочки сжалось. Она взглянула на отца – тот невозмутимо читал газету.

Наконец они добрались до станции. Сэр Торнтон посадил дочь в дамское купе первого класса, вручил ей билет и воскресную газету.

– Кондуктор позаботится о тебе, Эстер, – сказал он. – На каждой станции он будет заходить и приносить из буфета все, что тебе потребуется. Поезд доставит тебя прямо в Сефтон, там миссис Виллис встретит тебя или кого-нибудь пришлет за тобой. Прощай, моя девочка. Старайся быть умницей, укрощай свой нрав…

Не успел он договорить, как Эстер обвила руками шею отца. Горячие слезы омочили его лицо.

– Полно, Этти. Ты знаешь, я не люблю нежностей, особенно при посторонних людях.

И сэр Торнтон поспешно вытер мокрые щеки.

Глава II Попутчицы

Поезд быстро катился по рельсам, а маленькая путешественница тихо плакала в уголке под своей креповой вуалью. Ее сердце было переполнено печалью и негодованием. Школьная жизнь, с ее строгими ограничениями и возможными наказаниями, была ей отвратительна. Девочке казалось, что поезд несет ее из прежней вольной жизни в настоящую тюрьму, и тюрьму эту она заранее ненавидела всей душой.

Всего три месяца назад не было на свете девочки счастливее и жизнерадостнее Эстер Торнтон. У нее была мама, которая умело руководила своей живой и впечатлительной дочкой, добиваясь от нее любовью и лаской всего, чего хотела. Господь призвал к себе этого доброго ангела. Эстер и крошка Нэнси остались сиротами.

Между этими двумя девочками у Торнтонов были еще дети, но они умирали в младенчестве, уцелели только старшая да младшая.

Отец Эстер был человеком вполне порядочным, но слишком серьезным и необщительным. Не имея ни малейшего понятия о воспитании детей, он приходил в ужас от выходок своей старшей дочери: Эстер лазила по деревьям, рвала платья, скакала на его резвых лошадях. От наказаний, которыми отец старался обуздать своевольную девочку, пользы не было. Убедившись в том, что его воспитательные меры не исправляют Этти, он решил поместить ее в один из первоклассных пансионов. Туда-то и ехала теперь Эстер.

Маленькое сердечко ее возмущалось и негодовало; в особенности тяжело ей было вспоминать прощание с отцом. Нет, она не будет умницей, не станет прилежно учиться и не явится домой с наградою, чтобы на нее смотрели как на самую заурядную девочку. Она не хочет быть благовоспитанной. Она останется прежней взбалмошной Этти – и когда отец увидит, что школа не исправила ее, он оставит ее дома. А дома будет крошка Нэнси и воспоминания о покойной маме.

Впечатлительной Этти были свойственны сильные чувства. После смерти матери она почти не упоминала о ней, и когда отец заговаривал о покойной жене, Этти убегала из комнаты. Крошка Нэн была единственным существом, при котором она решалась произносить дорогое ей имя.

Когда Нэн молилась, Этти учила ее вместо обычного «помяни Господи» говорить: «благодарю тебя, Господи, что ты обратил мою маму в прекрасного ангела». Нэн спрашивала, что такое ангел, и Этти со слезами на глазах объясняла ей, как умела. Однажды она показала малышке картинку, на которой был нарисован ангел в белоснежной одежде. Нэн так понравился этот ангел, что она захлопала в ладоши и закричала:

– Нэн тозе будет ангел, как мама! Да, Этти?

Впрочем, подобные разговоры случались нечасто, а в последнее время и вовсе прекратились, так как спустя три месяца Нэн, которой было всего два с половиной года, совсем позабыла мать.

Наплакавшись досыта под вуалью, Этти принялась рассматривать своих попутчиц. С ней ехали две худенькие пожилые леди, которые старательно кутали ноги в пледы. Они в свою очередь наблюдали за Эстер. Одна из них предложила Этти бутерброд, от которого девочка, хоть и была голодна, отказалась – отчасти из гордости, отчасти из застенчивости.

– Может быть, вы предпочитаете пирожное, моя дорогая? – продолжала добродушная старушка. – У сестры в корзинке превкусные бисквиты. Хотите попробовать?

Этти застенчиво согласилась, и бисквит очутился у нее в руках. Мало-помалу девочка приободрилась и, откинув вуаль, стала посматривать в окно.

– Вот так лучше, – проговорила все та же милая леди. – Идите-ка на эту сторону, дорогая. Мы скоро будем проезжать красивые места, отсюда вам будет лучше видно. Кстати, и корзинка сестры Агнес стоит тут: если вам захочется перекусить, нужно лишь протянуть руку.

– Благодарю вас, – ответила Эстер на этот раз гораздо приветливее. – Пирожные очень вкусные. Нэн такие очень любит.

– Кто такая Нэн? – поинтересовалась другая сестра, которой, собственно, и принадлежали бисквиты.

– Это моя маленькая сестричка, – грустно вздохнула Эстер.