Девичник

Шуршали сухо листья на бульваре,
Хрустел ледок октябрьских стылых луж,
К моей соседке, молчаливой Варе,
осенним утром возвратился муж.
Не так, как возвращались в сорок пятом
мужья-солдаты с той, большой войны.
Он постучался тихим, виноватым,
оставив дом своей второй жены.
А Варя руки фартуком обтерла,
входную дверь спокойно отперла.
Увидела. Ладонью сжала горло
и в комнату не сразу провела.
Потом она поплакала немножко,
сказала:
             — Что ж, что было, то прошло…
И вот сейчас у них звенит гармошка,
и звякает граненое стекло.
И Варя, вся одетая в обновки,
покинувшие днище сундука,
гремит листами в газовой духовке
и торопливо жарит судака.
…А я считала, что у Вари — сила,
я думала, что, горечь затая,
она однажды в жизни не простила
того, что столько раз прощала я!
И мне казалось: все не так, как надо,
что гости торжествуют ни к чему,
что Варя не забыла и не рада,
и этот пир горой не потому,
что вот вернулся он, отец ребятам
и ей самой родной и дорогой.
А потому, что он давно когда-то
ушел от Вари к женщине другой.
Я все ждала, что Варя гордо встанет,
по-царски сложит руки на груди,
сверкнет глазами, прямо в душу глянет
и, как чужому, скажет:
                             — Уходи.
Но Варя все сидела с мужем рядом,
на всех смотрела просто и светло,
таким спокойным, все простившим взглядом,
как будто впрямь: что было — то прошло.
И танцевала, стулья раздвигая,
как будто и не плакала она,
как в этот вечер плачет та, другая,
вторая надоевшая жена.
Как будто за окном не воет ветер,
ломая молодые деревца…
А у нее, у той, остались дети,
как Варины когда-то, без отца.
А он — отец — сидит, спиной к комоду,
с гостями шутит, чокается, ест.
И Варя, может, год или полгода
ему на этот раз не надоест.
Она, по старой, памятной привычке,
худой носок натянет на грибок,
а под подушку мужа сунет спички
и папирос дешевых коробок.
Припомнит все, что было дорогого
в те давние счастливые года.
И всем вокруг покажется, что
снова в семье у Вари — счастье, как тогда.
И муж решит: «Забыла про обиду!
Привычка! Что ж, она у всех в крови…»
А Варя просто не покажет виду,
что в этом доме больше нет любви.
Не знаю, может быть, она вернется,
любовь, которой Варя так ждала.
Не потому ли радостно поется
у праздничного шумного стола?
И кто-то, криком песню заглушая,
какой-то тост провозглашает вновь…
И Варя долго пляшет, провожая
свою большую первую любовь.

БАБА ТОНЯ

А. М. Синельниковой