Дэвид Линч: Интервью: Беседы с К. Родли

Все те мысли, которые требовались, чтобы превратить «Малхолланд-драйв» в полнометражный фильм, появились в тот раз или приходили постепенно, по мере того как вы углублялись в работу?

Ну, многое произошло именно тогда, но и позже было несколько таких правильных перезагрузок, да и во время съемок тоже. Но я не думаю, что много нового было привнесено за время второго этапа съемок. Скорее все новое было заключено в появившихся у меня тогда идеях.

Как удалось убедить актеров, которые играли главные роли, в том, что пилот можно превратить в полнометражный фильм?

Мы поддерживали отношения. Лора, которая играла Камиллу Родс и Риту, сказала, мол, она так и знала, что все в конце концов будет в порядке, — мы закончим проект и результат будет хорошим. Я думаю, все мы верили в это в глубине души, но бывали моменты, когда я звонил им и они говорили: «Все безнадежно! Эта картина мертва! Все потеряно!» Потом я снова пригласил Лору и Наоми и рассказал им о новых идеях, которые у меня появились, и дал им прочитать новый сценарий. Естественно, там было много нового материала, и все это нужно было обсудить. Но это было прекрасно, потому что они обе кивали и понимали меня на сто процентов.

Такое ощущение, что все это уже где-то существовало, а нам просто нужно было постепенно, по кусочкам, обнаружить это и восстановить. Актеры, как и все люди, знают достаточно много, у них есть своя точка зрения, а потом мы репетируем и обсуждаем, — не обязательно говорим о смысле каких-то вещей, скорее о правильном ощущении. Идеи актеров могут отличаться от моих собственных или быть очень близки к ним, но все это ровным счетом ничего не значит, пока есть правильное ощущение. Договориться на этот счет было бы очень сложно, если бы у актеров не было так развито абстрактное мышление.

Стал ли «Малхолланд-драйв» сложнее, превращаясь из пилота в полнометражный фильм?

Нет, он стал намного проще. Он стал тем, чем должен был стать. Это напоминает мне о том дне, когда я сидел в Американском киноинституте, в комнате, где питалась съемочная группа «Головы-ластик». Съемки длились к тому моменту уже около года, и я рисовал Женщину В Батарее. Я пытался представить себе батарею в комнате Генри, которая находилась в шести метрах от меня, и не мог. Так что я побежал туда, посмотрел на батарею и чуть не расплакался от счастья — она подходила идеально. Там было место для нее, хотя, когда мы выбирали батарею, этого персонажа еще не существовало. Так что Женщина В Батарее включалась в то, что было до нее. Я, конечно, уже знал это. То же самое было и с «Малхолланд-драйв».

Но там было больше переплетающихся элементов и сюжетных линий.

Да, но, когда работаешь над чем-то, видишь эти нити, которые тянутся здесь и там. Одни из них обрываются, другие нет. Иногда нужно попробовать пройти в разных направлениях, прежде чем вы решите, какого пути будете держаться. И возможно, некоторые из этих нитей неожиданно найдутся снова, но в какой-то другой форме, и вы скажете: «Так вот как это сюда подходит». В «Малхолланд-драйв» все нити связаны с другими.

Фильм полон очевидных намеков, но в нем встречаются также и куда менее очевидные подсказки — какие-то визуальные образы, звуковые эффекты. Иногда кажется, что вы получаете удовольствие оттого, что дразните и мистифицируете зрителя.

Нет, так со зрительской аудиторией поступать нельзя. К тебе приходит какая-то идея, и ты стараешься представить ее в той форме, в которой она сама хочет явиться зрителю. Намеки, улики — это прекрасно, потому что, мне кажется, все мы немножко детективы. Мы размышляем над какими-то вещами, приходим к каким-то выводам. Наше сознание всегда так работает. Оно концентрируется на чем-то, находит подсказки и делает выводы. Это как музыка. Она начинает играть, возникает какая-то тема, потом отступает и, когда она снова возвращается, уже значит куда больше.

Но зрители отчаянно пытаются понять фильм и в какой-то момент хотят, чтобы вы рассказали им, что же все это значит — для вас.

Да, и я всегда говорю одно и то же: в глубине души они знают, что все это значит для них самих. Я думаю, что интуиция, наш внутренний детектив, находит связи между вещами, представляет их таким образом, чтобы они выглядели осмысленными для нас.