Джим Джармуш: Интервью / Сост. Л. Херцберг

Джим Джармуш: Интервью / Сост. Л. Херцберг

Об авторе

Мы с Джимом говорим на одном языке.

Том Уэйтс

В фильмах Джармуша нет ни привычной логики, ни грамматики. Он их изобретает с нуля, как будто до него никакого кино вообще не было, и делает это походя... между затяжками сигареты.

«Афиша»

Его сценарии подобны японскому хайку.

Том Уэйтс

Зрительское представление о вашем фильме ценнее вашего собственного: зритель-то смотрит картину впервые.

Джим Джармуш

Предисловие

В пресс-релизе для фильма «Страннее рая»[1], впервые привлекшего внимание широкой публики к молодому режиссеру, Джим Джармуш полушутливо характеризует свою картину как «черную комедию в духе неореализма, снятую неким воображаемым режиссером из Восточной Европы, который бредит фильмами Одзу и отлично знаком с американским сериалом пятидесятых “Молодожены”». Этот пассаж как нельзя лучше характеризует не только фильм, но и самого Джармуша — возможно, наиболее одаренного и творчески активного режиссера в американском независимом кинематографе за последние двадцать лет. Как показывают интервью, включенные в данный сборник, Джармуш всегда любил смешивать компоненты совершенно разных культур, чтобы получить нечто новое, не поддающееся привычной классификации, преодолеть границы между высоким и низким, создать новый образ Америки и обнаружить иной облик привычных вещей, взглянув на них отстраненно. При этом режиссер никогда не теряет чувства юмора и отнюдь не чужд самоиронии.

«Я до сих пор считаю себя каким-то ненастоящим, неправильным кинорежиссером, — признавался Джармуш Джонатану Розенбауму в интервью 1994 года. — Наверное, потому, что я начал снимать кино вместе с друзьями и сценарии всегда писал, в общем-то, для них. Я и сейчас делаю то же самое...» Задумывая очередной фильм, Джармуш никогда не беспокоился о том, как обозначить его в системе традиционных жанров кинематографа или искусства вообще. Он искал новые пути — именно это и стало для него ключом к успеху. С момента выхода на экран первой полнометражной ленты Джармуша «Вечные каникулы»[2], которую он снял еще во время учебы в киношколе, и вплоть до премьеры его последнего фильма «Пес-призрак: путь самурая» журналистов больше всего интересует путь самого режиссера — путь, на котором он обрел оригинальность и отрешенный, невероятно серьезный юмор, отличающий все снятые им ленты. В ответ Джармуш не устает объяснять, как он задумывает фильмы «наоборот», как сначала мысленно выбирает актера на главную роль, потом просматривает свои заметки, отрывки и случайные записи, скопившиеся за какое-то время, и как из отрывочных записей постепенно складываются сюжет и атмосфера будущего фильма. Помимо этого, он постоянно подчеркивает, что многим обязан влиянию других режиссеров и прочих людей искусства, и никогда не забывает сказать, что актеры и съемочная группа во многом являются соавторами его фильмов.

Однако всякий раз, когда Джармушу предлагают углубиться в теоретические рассуждения о стиле, тематике или философском подтексте его картин, ответы режиссера становятся сдержанными, почти односложными. «Я не умею анализировать [свое] кино и ненавижу вспоминать свои старые фильмы», — сказал он Дж. Розенбауму два года спустя в интервью, также включенном в настоящий сборник. В недавнем интервью с Крисом Кэмпионом Джармуш тоже говорит, что чувствует некую глубинную связь между «Мертвецом» и «Псом-призраком», но не готов самостоятельно ее анализировать: «Пусть этим занимаются те, кто умнее меня, — может, и мне когда-нибудь объяснят». Конечно, это шутка, но в ней есть немалая доля истины. Режиссер утверждает, что плохо помнит свои ранние фильмы, потому что, с трудом просмотрев их один раз, больше к ним не возвращается. Кроме того, он часто подчеркивает, что не любит говорить о собственном восприятии своих фильмов, так как считает разнообразные трактовки, возникающие у зрителей, не менее ценными и боится, что его рассуждения только запутают зрителя.