Devil ex machina

Кирилл пожал плечами и захлопнул дверь. Редко ему удавалось понять Фаину полноценно, так что, можно полагать, ничего особенного не произошло. Временами она вела себя слишком странно; говорила мало, а то, что говорила, было похоже на ребусы, разгадывать которые Кирилл не умел и не желал учиться. Особенно сейчас, когда обрел свое счастье и потерял какой-либо интерес к чужим проблемам.

Порой ему казалось, что эта девушка сама себя не понимает. Неудивительно, что ее поведение озадачивает окружающих. А с тех пор, как здесь поселился Ян, больше ничему не приходится удивляться. В этом Кирилл давно убедился на собственной шкуре. Может, с Фаиной сейчас происходит то же самое? Никто не знает, что у Яна на уме.

Глава 15, в которой Фаину оклеветали

«Я познал радость, хотя ее было слишком мало, но разве радости бывает достаточно? Конец страданий не оправдывает страданий, потому-то у страданий и не бывает конца…»

Джонатан Сафран Фоер – «Жутко громко и запредельно близко»

Когда Гена впервые назвал нового соседа хамелеоном, кто мог себе представить, чем это обернется? Сейчас, став невольным свидетелем пугающего перевоплощения, Фаина размышляла о том, что лучше бы Гена промолчал в свое время, и мысль о смене цвета кожи никогда бы не побеспокоила ее разум, не материализовалась, обдуманная сотню раз. Конечно, Гена не виноват. Он имел в виду социальную адаптацию, но оказалось, его слова можно воспринимать и буквально.

Фаина навсегда потеряла душевное спокойствие. Ей до безумия хотелось рассказать обо всем, что она видела своими глазами, Гене или хотя бы Денису (девочек она в расчет не брала), но нельзя было. Почему нельзя? Сложно объяснить этот запрет даже самой себе. Сидело в ней некое иррациональное предчувствие того, что если поделиться переживаниями хоть с кем-то, расчесать этот волдырь до огромного красного пятна, к ней уже не будут относиться, как прежде, а Ян снова выйдет сухим из воды.

А так хотелось освободиться от гнета узнанного, выложить все подчистую, облегчить зацементированную душу, сорвать с себя оковы безумия. В дневнике тоже не стоило ничего записывать – откуда-то Ян мог узнавать его содержимое. Осталось лишь одно место, где можно безопасно хранить информацию – собственный разум.

После пережитого страха Фаина не собиралась заговаривать с Яном, даже если он первый начнет диалог. Отвращение к нему, смешанное с опасением и беспомощностью, превысило все допустимые нормы, перехлестнуло высшую отметку. Она больше не будет смотреть в его сторону, требовать объяснений, вваливаться в его комнату, дышать рядом с ним, стоять в одной очереди. Может, если не нарываться, тогда он оставит ее в покое. Ведь если упорно игнорировать проблему, она исчезнет сама по себе. Верно?..

В том, что ей пришлось увидеть и испытать, Фаина винила только себя. Стоило раньше понять, что никто не собирается отвечать на ее вопросы и объяснять сложные вещи, происходящие вокруг. Никого не волнует, что сама она слишком глупа и слепа, чтобы сложить картинку воедино. Или же привыкла лгать себе, чтобы признаться: картинка давно сложена и маячит перед глазами оскаленным краснокожим лицом.

Лучше бы Ян действительно просверлил ей голову в тот вечер, избавив от неизбежности увидеть его таким, каким он может быть. Стоило вспомнить нечеловеческую жестокость, с которой он до хруста сжимал ее тело, чудом не сломавшееся пополам, и волоски шевелились на шее и висках. Белые зубы и глаза, черный разрез прямо напротив ее рта, безумие сочится из каждой поры на глянцевой терракотовой коже…

То, что Ян сотворил с ее психикой, стало апогеем их взаимоотношений и одновременно финальной точкой, которую Фаина решила поставить со всем напором, на который способна. Больше ничего не будет, как прежде, это очевидно. И хуже уже точно не станет, что приносит некоторое облегчение. Трудно себе представить нечто более фантасмагорическое, нежели то, что уже произошло. Значит, худшее позади?

Фаина перевела себя в режим молчания и почти полного игнорирования происходящего. Прежде, чем что-то радикально менять, надо было разобраться в себе. Довольно долго она ни с кем не общалась, прислушиваясь лишь к внутреннему голосу, который никогда ее не обманывал. За это время она видела Яна всего пару раз, и то мельком, а это успокаивало куда лучше пустырника. Спокойная жизнь без Яна поблизости – вот, что ей необходимо. Жаль, что ни один доктор не выпишет ей такого лечения, а в аптеке не выдадут волшебных таблеток, от которых все пройдет, словно страшный сон.

Фаина дала себе слово подкопить денег и съехать отсюда при первой же возможности, замуровав глубоко внутри страх перемен и вечное нежелание прилагать усилия, чтобы изменить свою жизнь. Она справится. И пусть после этого попробует ее достать. Глубоко внутри себя она понимала, что если Ян захочет, он найдет ее, куда бы она ни спряталась. Его юрисдикция не оканчивается студгородком.