Райли Тейт сидел на раскаленном сиденье стула напротив мистера Майерса, ковыряя грубо накрашенный ноготь большого пальца. Если честно, Райли сам пытался найти ответ на этот вопрос. Он нахмурился, глядя на грязь на своих рваных джинсах.
– Мистер Тейт?
Пятнадцатилетний парень поднял глаза, отряхивая штанины.
– Да, мистер Майерс?
– Вам был задан вопрос.
– И я услышал вас. И все еще думаю над ответом.
Завуч Майерс откинулся на спинку кресла и усмехнулся.
– Позвольте мне уточнить, мистер Тейт. Вы не знаете, почему напали на Джимми Корда? Не знаете, почему ударили его исподтишка и сломали ему нос?
Глаза Райли загорелись:
– Я сломал ему нос?
– О да, мистер Тейт. Вы определенно сломали ему нос. Сейчас он находится в больнице, где его ему вправляют.
Райли прикусил щеку, подавив улыбку:
– Ого! Это очень плохо.
– Да, действительно, – сказал мистер Майерс, – очень плохо. Очень плохо для него, поскольку ему, вероятно, придется пропустить сегодняшнюю игру против «Лэйн Кэмп». Очень плохо для «Стауфордских бульдогов», поскольку их защитник отправился на скамейку запасных из-за спонтанного нападения другого ученика. Очень плохо для жителей Стауфорда, купивших билеты на сегодняшнюю игру, чтобы посмотреть, как Джимми Корд бежит шестьдесят ярдов к линии ворот.
Райли откинулся на спинку стула, борясь с ухмылкой. Вена на лбу мистера Майерса вздувалась с каждым последующим словом, и какое-то время Райли втайне надеялся, что благодаря аневризме ему не придется еще одну минуту слушать чушь этого парня.
– И очень плохо для вас, мистер Тейт, поскольку сегодня, здесь, в этом офисе, мне придется принять решение. Прежде чем я сделаю это, мне нужно, чтобы вы сказали мне, о чем, черт возьми, вы думали. Так что, пожалуйста, мистер Тейт, просветите меня.
Из спутанного сознания Райли возникла одна из отцовских аксиом: «У каждого человека есть выбор, и каждого человека судят по тому выбору, который он делает».
Райли не мог вспомнить, в какой из проповедей преподобного Тейта слышал эту строчку. Со временем утренние монологи отца по субботам слились в жужжащее месиво раскаяния, адского огня и вечных мук. Тем не менее сейчас Райли находил слова отца особенно пророческими и мучился с выбором, говорить ему правду или нет.
Самый простой вариант – сказать ложь, вертящуюся у него на языке, ложь, которую он придумал перед тем, как подойти к Джимми Корду. Она была простой и удобной и не требовала особых объяснений: Джимми Корд был засранцем, и Райли не любил его. Два заявления, которые сами по себе, вне контекста ситуации, вовсе не были ложью.
Джимми Корд, действительно, был конченым засранцем. Репутация Джимми вошла в анналы истории Стауфорда, когда в девятом классе тот ударил Майка Хенли головой об шкафчик. Майк Хенли попал в больницу с сотрясением мозга, а Джимми отправился на тренировку по футболу. Даже в своем юном возрасте Райли понимал, в каком направлении в Стауфорде дует ветер, поэтому солгать было проще.
А что насчет трудного варианта? Сказать правду? Райли боялся, что ему придется сообщить мистеру Майерсу что-то, во что тот не поверит.
Для мальчишки его возраста репутация была очень важна. Особенно в городе, где список друзей, род занятий и происхождение определяли иерархию. Райли давно установил свой собственный стиль поведения: он предпочел быть нелюдимом, который обедает в одиночестве, носит черные футболки с логотипами групп, о которых никто никогда не слышал, и красит ногти в цвет под названием «Сердце Сатаны». Он сделал все, что в его силах, чтобы восстать против существующего положения вещей, одновременно пугая своего отца и наслаждаясь горькой иронией того, что тем самым бросает вызов многим стереотипам Стауфорда. Все в школе знали, что Райли Тейт никого не любит.
Только это было не так. Он любил, правда, по-своему. И когда, между вторым и третьим звонком, он увидел, как Джимми загоняет Бена Тасвелла в угол внутреннего двора, в нем что-то щелкнуло.
Бен для Райли был кем-то вроде лучшего друга. Они выросли вместе в молодежной группе Первой баптистской церкви. То есть участвовать в ней их заставляли родители, и они терпеть не могли туда ходить. В остальном у Райли и Бена было мало общего, но их молчаливого союза из-за общей ненависти к церковной группе было достаточно, чтобы узы дружбы гарантированно крепли с годами.
И Райли не смог смотреть, как мальчишка вдвое больше Бена и вдвое же его глупее избивает его друга до полусмерти. Джимми держал Бена одной рукой за воротник, а другую, подобно молоту, занес над его лицом. И пока остальные ученики толпились вокруг и глазели, Райли испытал момент просветления. Он отбросил в сторону свой социальный статус, пренебрег своей репутацией и схватил пустой поднос с ближайшего стола. Никто не заметил его приближения, тем более Джимми Корд.
– Эй, говнюк.