Девочка Давида

Жасмин уже дремала, взгляд — полусонный. Она всю ночь переживала за отлет детей, мы отправили их на пару месяцев погостить у Эльдара с матерью. Это обычная практика.

В свои почти шесть Эмиль с Ясмин обрели в России много друзей. Здесь с этим было сложнее, учитывая строго домашнее образование. Помимо базовых предметов я планировал нанять детям учителей трех языков — русского, итальянского и английского. Для начала.

Пока они будут учиться дома, мне так будет спокойнее.

— Как насчет джакузи? — спрашиваю вкрадчиво.

Но Жасмин уже не слышит меня. Дыхание ее выровнялось, а глаза беспокойно задергались.

Уснула.

Снова перенервничала. Но еще больше она нервничает, когда дети здесь.

И пока я не знал решения этой проблемы. Я знал, что здесь опасно. Знал, что не могу бросить все, свалить и подставить тех людей, которые перешли на мою сторону. Под мое крыло. Без меня им жизни не будет.

Но еще я знал, что без Жасмин я никуда. Никто не будет нужен — ни эти люди, ни тепло Сицилии.

Эти годы, проведенные на вилле с ней, были самыми охрененными.

Если рай существовал, то мы в нем жили.

Сорокалетие

— Вот и все. Ни одного черного волоса. Мой муж — седовласый, но безумно привлекательный мужчина!

— В расцвете сил, между прочим. Хочешь, докажу?

Жасмин лукаво улыбается и перебирает мои волосы. Мы лежали в джакузи. Утащил ее все-таки, имею право — у меня сегодня День рождения.

Целых сорок лет. Охренеть.

Жасмин все устроила по романтике. Откуда-то нашла лепестки разноцветных цветов и высыпала в ванну. А мне бы и просто ее тела хватило, вот и весь подарок.

За эти годы Жасмин повзрослела сильно. В моральном плане. Она занялась благотворительностью и охренеть как помогла мне нарастить влияние. Добро все любили. Если я казался злом, то Жасмин идеально дополняла меня идеями ее благотворительного фонда.

Проблем стало меньше. Дышалось легче. Тягости не исчезли полностью, но если как-то и можно было описать нашу жизнь сейчас, то я бы уверенно сказал: я перестал чувствовать себя гостем на своей земле.

— Вчера только доказал. И позавчера, — загибает жена пальцы и вдруг останавливается.

В ее голосе — появляется дрожь. Глаза слезятся. Я сразу это подмечаю.

Не знал, что такое существует.

Такая бешеная любовь.

— Жас? Чего случилось?

Я хмурюсь. Вглядываюсь в ее лицо.

Жасмин вынимает руки из воды, отбрасывает зелень с запястий. И тянется к полу. Достает что-то в полотенце — небольшой сверток, и протягивает мне.

— Я же обещала сюрприз. Ты разрешил. Помнишь? С сорокалетием тебя, Давид.

— Что это?! — спрашиваю сквозь зубы.

Потому что понимаю, что это.

Я, блядь, прекрасно понимаю, что это.

Перед глазами темнеет. Внутри сердце в ярости заходится. Вода не кажется такой горячей, потому что внутри все пламенем бушует. Намного горячее.

Скажи, что ты пошутила, девочка.

Скажи, что это херня. Розыгрыш. Тупой розыгрыш.

— Я беременна, Давид, — шепчет сипло. Перепугалась вся. На меня смотрит и сжимается от холода, хотя вода горячая.

— Как это случилось, блядь?

Жасмин кусает губы. Глаза большими становятся, мокрыми.

— Ты пьешь таблетки? — продолжаю допрос.

— Вообще-то я думала…

— Почему ты беременна?!

— Я думала, ты будешь рад, — перебивает резонно, — я вообще-то беременна, а не умираю! У тебя будет еще один ребенок!

Один. Если повезет, блядь.

У того ублюдка, что звался мне отцом, по линии рождались двое детей. Сразу. В роду было заложено генетически, и не попляшешь здесь. Вот и Жасмин родила двоих. И сейчас не исключено. Ни хуя не исключено!

Я помнил, как прошли прошлые роды. Повтора не хотел.

Прикрываю глаза. Внутри черноты — та ночь встает. В Волгограде. И бледная Жасмин — без сознания, холодная как лед, без дыхания.

Я потерял ее тогда. Почти потерял.

А она говорит, что я должен быть рад. Должен быть рад, если она умрет во время родов. Снова.

Я резко поднялся. Не День рождения, а начало траура. Девять месяцев ожидания — стану ли я отцом или вдовцом.

Когда перед глазами светлеет, смотрю на Жасмин. Она остается в джакузи. Тест с двумя полосками дрожит в ее руках.

Точно две?

Подхожу, вырываю тест из ее пальцев.

Черт. Две.

Надо бы успокоить ее. Взять себя в руки и успокоить. Нельзя ей нервничать, твою мать.

— Ладно, чего это я? Еще один ребенок — это охренительно. Я рад, Жасмин.

— Правда? — голос дрожит надеждой.

— Конечно.

— И все будет хорошо? — и снова этот взгляд, насквозь прошибающий.

— Я здесь все клиники спонсирую. В этот раз все точно будет хорошо. Тем более, я всегда хотел троих. Двое детей — это ни о чем, согласна? — усмехаюсь.

— Ты врешь! Врешь мне, Давид!

Жасмин смеется, вылезает из ванной. Обнимает меня — голая, красивая, моя. Я глажу ее влажные ягодицы.

Ухмыляюсь своей мысли.

Кажется, последние часы своего Дня рождения я проведу в Жасмин.

— Обещай мне, что мы справимся? — шепчет тихо в шею.

— Положись на меня, — даю твердое обещание, — нас ждет шикарное будущее, моя девочка.

— Твоя, — соглашается.

Прижав Жасмин к себе, я вспомнил слова отца: