Девочка. Девушка. Женщина (СИ)

— Ну, раз договаривались, то и не будем. В следующий раз привезу патроны. Или все же таблетки, м-м-м?

— Нет, они могут влиять на вес. Не хочу экспериментировать. Это может быть чревато для моей карьеры.

Артур кивнул. И в последующем у нас с защитой практически не было сбоев. Как и все, конечно, мы баловались петтингом или даже сексом наживую, но все равно в конце использовали защиту. Уж не знаю, как в других парах, но наш секс с Артуром был просто невероятным. Может, потому что из-за работы мы не так часто виделись, может, потому что изначально подходили друг другу. Я не анализировала. Просто наслаждалась каждой минутой с ним.

На работе тоже все складывалось более-менее хорошо. К Новому году я танцевала уже в нескольких спектаклях. А когда в самый разгар новогодних каникул наша прима слегла с воспалением легких, именно мне отдали ее партии. В Щелкунчике и Лебедином озере! Сразу… И пусть я очень сочувствовала коллеге, правда сочувствовала, без натужного притворства, не радоваться за себя, любимую, я не могла. Это был шанс. Которым я воспользовалась на сто процентов. Боже, как я танцевала! Какой это был кайф. И пусть потом болело все тело, пусть… Ничего не имело значения. Только этот миг — выхода на сцену. Я танцевала так, что даже сплетники были вынуждены заткнуть свои рты. Постепенно меня стали звать на какие-то съемки, подкасты о балете, но, главное, приглашать на гастроли. Учитывая, что с момента моего выдворения из столицы прошло меньше года — это был настоящий успех. Однажды меня спросили:

— Есения, недоброжелатели говорят, что вы получили свои роли благодаря поддержке господина Вершинина, который, как мы понимаем, является одним из крупнейших спонсоров театра. Вы можете как-то это прокомментировать?

— Что именно? — хлопнула ресничками я.

— Он вас поддерживает?

— Конечно. Примерно с моих… пяти лет. Как и десятки других талантливых детей.

Мы потом так смеялись с Артуром, когда эта программа вышла. Так смеялись… Обстебывали этих идиотов. До слез хохотали в постели, когда я, например, в самый ответственный момент невинно интересовалась, какую из ролей в данный момент отрабатываю. Мы вообще постоянно смеялись. Несколько раз выбирались к родителям. Где-то в феврале. И в последний наш приезд вместе — в апреле. И мне все нравилось, да… Больше того — я была вполне себе счастлива. А потом мне позвонили из столицы и предложили контракт. И я сделала выбор.

Глава 17.1

Настоящее

За окном смеркалось, но мы не включали свет. Так и сидели на родительской кухне молча в сгущающихся сырых сумерках. Мы с мамой — на диванчике. Отец — в узкой нише между столом и холодильником — кухонька и впрямь была крохотной. Я всхлипнула и легла маме на колени, как в детстве, выпрашивая ласки. Одной сейчас было никак.

— Мы знали, что он женится. На острове об этом давно слух ходит… — прошептала мама, зарываясь пальцами в мои отсыревшие волосы. Я закрыла глаза, чувствуя, как горячие слезы закипают под веками. Можно было спросить, почему она ничего не сказала мне раньше? Но какой в этом был смысл? Разве это хоть что-нибудь изменило бы? Нет. Или все же… Я теперь никогда не узнаю. И ничего нет страшней этого «никогда». Если только его «Не унижайся. Тебе не к лицу вообще. Да и ни к чему. Все в прошлом»…

Я унижалась? Да. Я стелилась. Я вынула сердце и бросила ему под ноги, а он переступил через него и пошел дальше в свою счастливую жизнь без меня. Наверное, это я его научила… переступать. Все правильно — не заслуживала я второго шанса, потому что сама все испортила, нарушила единственно верный расклад, в котором я — только его женщина, а он — только мой мужчина.

Прикрыв слезящиеся глаза, воскресила в памяти наше прощание: вот он стремительно шагает через взлетную полосу к машине, вот открывает дверь, вот напряженно застывает на мгновенье, и мне на секунду кажется, что еще не все потеряно, что он все-таки обернется. Все во мне мучительно замирает, и тут же резко устремляется к нему, как спущенная с цепи псина — к хозяину… Но Артур садится в машину, хлопает дверь, и все то, что к нему ринулось, пружиной отскакивает обратно, ударяя что есть сил между ребер. Задыхаясь, гляжу вслед его отъезжающей машине. И это все равно, что смотреть на свой объятый пожаром дом и понимать, что больше никогда не сможешь в него вернуться.

Жуткая боль затянулась на горле удавкой, а не пойми откуда взявшийся посреди сентября снег оседал в волосах пеплом того пожарища.

Казалось, я умру, если он уйдет…

— Сень, доча, ну ты чего? Тебе двадцать три всего, знаешь сколько у тебя еще таких Вершининых будет? — не вытерпел отец.

— Таких не будет, — прошептала я. — Таких, как он… больше нет.

— Сеня…

— Мам, знаешь, я, наверное, прогуляюсь.

— Да куда ты в таком состоянии?! — забеспокоилась мама.

— Все нормально. До набережной пройдусь. Я соскучилась по океану.

Вышла из-за стола, схватила парку и, больше ни на кого не оглядываясь, побежала вниз по ступеням.