Я вдруг вспомнил, что в то же время, когда поехал на Кавказ Скворцов, там были и Андриевский с Кервудом, который, как оказалось, совсем не Кервуд, а неизвестно кто. Может, и не американец вовсе? Впрочем, к великому счастью, выяснять это не наша задача, а того самого ведомства, где служит мой новый товарищ Юра Макаревич.
— Сергей Борисович, а внешняя разведка никак на Чечню не задействована?
Тот удивленно посмотрел. Чувствую, не все мои вопросы ему нравятся. Так ведь квиты — далеко не все его ответы меня устраивают. Я помню, что раньше военная разведка и Первое Главное управление КГБ, занимавшееся внешней разведкой, не очень ладили между собой, и конкуренция была у них не очень здоровая. А все потому, что ПГУ было ведомством более привилегированным и обеспеченным, чем ГРУ, которое кормилось с доли выделенного на оборону бюджета.
— Внешняя разведка разваливается, как и ФСК! — презрительно роняет Осинцев. — У них провал за провалом и измен хватает. Это, впрочем, к делу не относится…
— Можно ли узнать, а что было в портфеле полковника Скворцова?
Я смотрю на Осинцева по возможности невинно — не знает, мол, человек, что бы спросить еще, а расстаться стесняется.
— Александр Борисович, — терпеливо втолковывает мне разведчик, — я и в первый раз вам говорил, что ничего, никаких служебных документов в портфелях и кейсах сотрудников, покинувших учреждение, быть не должно. Василий Дмитриевич был одним из самых дисциплинированных и квалифицированных офицеров разведки! Если вас очень интересует, скажу — в портфеле были две газеты и бутылка вина.
— Спасибо. А как называется отряд, который сотворил Скворцов?
Осинцев качает головой:
— Нет, эту информацию я не уполномочен разглашать. Уж не обессудьте.
— Да ладно, не суть важно!
— Вот и хорошо, Александр Борисович, вы свое любопытство удовлетворили?
— Да, пожалуй…
— В таком случае нельзя ли мне удовлетворить свое?
— Это вы о чем?
Осинцев улыбается мне с ласковым укором, как мальчишке-шалуну:
— Обоснуйте свой интерес к нашему работнику.
— А-а!.. Да-да, конечно! Один наш юный, но перспективный следователь при осмотре обнаруженного во дворе тела полковника Скворцова нашел у него в кармане ровно оторванный кусок термобумаги, который прошел через факс и был испещрен какими-то непонятными значками, то есть шифром…
Смотрю на него, вглядываясь в каждую мышцу, каждую морщинку на лице, не упускаю из внимания ресниц и зрачков: знает или не знает?
Он ерзает на стуле, делает очень серьезное лицо и говорит:
— Не кажется ли вам, Александр Борисович, что ваш молодой талант должен передать нам этот документ с подробным рапортом о времени и месте находки?
— Не просто кажется, коллега, так и должно было быть, — развожу я руками. — Но у молодости есть один недостаток…
— Только один?
— Из тех, которые мешают в нашей работе, да. Это тщеславие, не подкрепленное опытом. Наш Величко решил почему-то, что полковник Скворцов был связан с мафией…
— Чушь!
— Согласен. Но он в свободное от основной работы время решил навестить жену Скворцова, но ваши сотрудники его не пустили.
— И правильно сделали!
— Вам видней. Но после того, как Величко был дан от ворот поворот, во дворе на него напали какие-то парни, прыснули в лицо газом, затащили в какие-то развалины и забрали факсограмму Скворцова и деньги в размере сорока тысяч рублей!
— Деньги? — переспросил сосредоточенно слушавший Осинцев.
И я понял, что полковник, пришедший ко мне качать права, прокололся. Конечно, забирать деньги — такой команды у парней не было. А теперь я посеял в душе Сергея Борисовича сомнение: вдруг его ребята решили усовершенствовать поставленную перед ними задачу и взяли деньги, чтоб рядовой гоп-стоп выглядел обычным уголовным.
— Да, совсем уже народ оборзел — следователей грабят! Раньше такого не было. Но Олег Величко, хоть и молод, не дурак. Он снял копию, а наши ребята ее прочитали, так что текстом мы располагаем…
Я не отказал себе в удовольствии пересказать ему короткий текст и даже повторить, чтобы он мог записать. Но самих тюремных рун ему не дал, сказал, что они у Величко, пусть позвонит или заедет в другой раз. Просто из вредности. Хватит ли у него терпения и желания довести игру до конца и попросить-таки загадочные значки, которые мы в отличие от дешифровщиков ГРУ умудрились разгадать.
А потом случилось нечто странное.
Я диктовал Осинцеву текст письма стоя спиной к нему, у окна. И когда обсуждение послания закончилось, я пробормотал вполголоса первое, что пришло в голову при виде клочковатого, серого от набрякших снегом туч неба…
— По небу полуночи ангел летел…
Резкий звук проехавшего по паркету стула заставил меня обернуться.
Полковник Осинцев стоял у стола и смотрел на меня округлившимися от ужаса или удивления глазами.
Мне стало жутковато.
— Что с вами, Сергей Борисович?
Он дернул головой, будто стряхивая наваждение.
— Нет-нет, Александр Борисович, ничего… Это, наверное, из-за нервотрепки последних дней. Похороны, знаете… Спасибо за помощь, не буду мешать. До свидания!
Выпалив все это скороговоркой, Осинцев быстро направился к двери.