Девочка Дракона (СИ)

Но как бы он не злился, сквозь пелену проглядывались и другие эмоции: отчаяние, усталость, обречённость. А ещё его всего трясло. Я бы могла списать всё на холод, если бы не его затравленный взгляд.

Он на самом деле боялся того, что я предам огласке увиденное и услышанное. Настолько сильно, что воспринимал меня сейчас, как кровного врага.

— Отпусти, пожалуйста, — попросила едва слышно, — мне больно.

Рука на моем предплечье тут же разжалась. А сам Грозовский резким, смазанным движением отошёл от меня на расстояние шага, словно ошпарившись.

— Не смей никому об этом рассказывать! Никогда! — понизив голос, произнёс парень угрожающим тоном. — Только попробуй просто подумать об этом, и я лично сотру тебя в порошок до того, как ты раскроешь свой пухлый ротик.

Я обомлела. Застыла, как вкопанная. Внутри всё похолодело от осознания, что Рома обо мне думает. Неужели я похожа на ту, кто может воспользоваться выведанной информацией и ударить подло, исподтишка? В самое больное.

Но предательское сознание тут же подкинуло мне недавние ядовитые мысли, будто издеваясь.

Меня всю колотило. Бросало то в жар, то в холод. А молчание, повисшее между нами, с каждой секундой становилось всё напряженнее. Тяжелее.

И только когда Грозовский заговорил, я поняла, что он ждал от меня ответа.

— Молчишь? Значит, я прав. Иного и не ожидал. — горькая усмешка исказила красивые черты лица. — Ты такая же, как все. Только о своей шкуре и печёшься.

Слёзы хлынули по щекам. Его слова хлестали словно плеть. Больно, как же больно. Я была не в силах сдержать этот эмоциональный поток. Слишком много всего навалилось.

Всего «слишком»…

— Это говоришь мне ты? — взорвалась, судорожно выдохнув. — Тот, кто ради удовольствия издевался надо мной? Тот, кто играл моими чувствами, а потом выбросил, словно ненужную вещь, за порог дома, стоило матери сказать, что такой, как я, не место среди вас, сливок общества? Выставить за порог мокрую и униженную! Да ты хоть на миг можешь представить, что я чувствовала?! Побыть в моей шкуре, которую я, с твоих слов, так яро оберегаю?

Я на секунду замолчала, чтобы набрать побольше воздуха.

— Ты! — подойдя к нему вплотную, ткнула пальцем в его грудь. А внутри всё горело. Разрывалось на части. От накопившейся обиды. Несправедливости. — Тот, кто издевается над людьми, которые ниже его по социальному статусу, а на самом деле сам ничто собой не представляет? Тот, чья настоящая фамилия на самом деле не имеет ни малейшего веса? Это ты разжился за счёт чужого статуса и кичишься этим! Ты и есть грязь под ногами! Ты! — выпалила мысли, что давно крутились в голове, с самого первого момента знакомства с Грозовским.

И тут же пожалела о сказанном.

Рома дёрнулся от моих слов так, будто я его ударила. Лицо помрачнело, став чернее туч, что нависли над нами.

— Я тебя предупредил. — прогремел парень спустя несколько бесконечно долгих мгновений глаза в глаза. И развернувшись на пятках, быстрым шагом скрылся в стремительно темнеющем сумраке.

Я опустила глаза, смотря на пожухлые листья под ногами, а в голове воцарилась звенящая пустота.

Краем уха услышала, как заревел мотор. И не нужно было даже смотреть в ту сторону, — по выжатому газу итак было ясно, что мотоцикл рванул с места на всей скорости и умчался в проливной дождь.

Сложенный зонт выпал из моих дрожащих рук. Я снова всхлипнула, не просто понимая, а ощущая, что теперь нас с Грозовским разделяет пропасть. И на этот раз не социальная — моральная. Эмоциональная.

Один неверный шаг, одно неверное слово, одно нелепое совпадение — и всё разрушено.

На негнущихся ногах я сделала несколько шагов вперёд. Опёрлась на ограду, понимая, что если не будет опоры — упаду.

Глаза сами отыскали дату рождения и смерти.

Всё сходится. Это его родители. Настоящие родители. Которые погибли, едва мальчику исполнилось четыре года.

На плитах были изображения. И если приглядеться, то на потрепанных и пожелтевших от времени фотографиях с лицами незнакомых мне людей, сделанных ещё на фотоаппарат, можно было разглядеть такие знакомые черты лица Романа Грозовского. Зверя. Дракона.

«Царевы. Любящие и любимые. Вечная память» — гласила надпись под фотографиями улыбчивой женщины и серьёзного, немного хмурого мужчины.

Мне хотелось броситься следом за Ромой. Найти его. Извиниться за свои грубые слова. Но уже было поздно. Сказанного не вернуть.

И лишь когда сгустились сумерки и на землю опустился плотный туман, я осмелилась покинуть трагическое место.

Не только для меня, но и для популярного мажора, у которого скопилось слишком много скелетов в шкафу.

Глава 15

Роман Грозовский

Главарь Псов вышел из тюрьмы.

Эту новость прислал мне Ворон в общем информационном файле в ту же злосчастную ночь. И эта новость не радовала от слова совсем. Словно одна сплошная чёрная полоса захватила мою жизнь.

Казалось, и разговор с Вороном был вчера, но…