Девочка Эмина

— Вы, как отец, наверняка хотите лучшую жизнь для своей дочери, верно? Нельзя, чтобы Диана всю жизнь провела в бегах. Позже, когда я скажу, я заберу Диану себе. В жены.

— Что? — негодовал ее отец.

— Я спрячу вашу дочь прямо перед носом Анархиста. Это самое безопасное место. Никто не станет искать там, где найти не планировал. Приведу ее в дом в качестве жены. И никто не посмеет ее тронуть.

Туманов замолчал.

Долго обдумывал.

Теперь я знаю, что соглашаться он не планировал. Но помощь мою принял. Я его за это не виню — все выживают как могут. Но дочь его себе я все-таки забрал. Когда глупец перестал слушать мои советы.

Просто действовать пришлось другим путем. Не представлять Диану перед отцом в качестве своей жены, а скрывать, как пленницу. Но мой план был хорош. В жизни бы Булат не догадался, что это за девушка. На всех фотографиях ее лицо было скрыто. Вопрос только в том, кто присылал фото? Кто подпитывал Булата к этому безумию? Кому выгодно?

Несколько часов полета пролетели незаметно. Война завершена. И проиграна, Басманов. В твоих интересах пропустить меня и позволить забрать Диану.

В столичном аэропорту меня никто не ждал — Эльдар слишком отягощен проблемами своей семьи. Самое удачное время забрать свою женщину.

Глава 47

Диана

В машине Альберта было холодно и пахло кофе. Этот запах напомнил мне об Эмине. Он любил, когда я готовила ему напиток.

— Тебе холодно?

Я повернула голову влево. Альберт не сводил с меня взгляда.

В своих пальцах я нервно комкала платье, которое мне дала Полина. Длинное, но безумно облегающее. Оно понравилось Альберту.

— Нет. Мне не холодно.

Мой голос уже не дрожит. Хотя минутами ранее я почти слезно умоляла его не убивать охрану Басмановых. Просила забрать меня тихо. Похитить.

Мы мчались по ночной Москве. Однажды Давид показал мне ее. Та поездка на двухколесном звере и наш разговор навсегда отложились в моей памяти.

Интересно, что бы было, дав я Давиду зеленый свет? Если бы я согласилась стать его женщиной, он бы пошел против Эмина дальше? Наплевал бы на то, что может оказаться за решеткой?

— Голодна?

Качаю головой. Я не голодна, только чувствую себя беззащитной. Я ведь безо всего, образно голая уехала с ним. Нет телефона, нет денег и связи с внешнем миром. Полина предложила дать купюры, но девать их было некуда — на мне лишь белье и тоненькое платье.

— Тебя обижали? Давид обижал? — прищуривается мужчина.

Когда Эмин задавал подобные вопросы, он ревновал.

Что чувствует Альберт? Для чего он спрашивает меня об этом, если он сам лично продал меня Давиду?

И для чего продал? И, если все это правда, то зачем сейчас забрал?

Я должна это выяснить.

— Меня никто не обижал.

Он — спрашивал, а я отвечала односложно. Кажется, Альберта не устраивал разговор в одни ворота.

И тогда он нетерпеливо спросил:

— Что ты хочешь от нашей встречи?

— В смысле? — не поняла я.

— На что рассчитывала, прося меня о помощи? Я забрал тебя. Что дальше?

Можно было подумать, что он хочет избавиться от меня. Высадить из машины и помчаться по своим делам, ведь он давно не был в Москве. У него наверняка есть заботы важнее девчонки Шаха.

Но в его вопросах я услышала другой интерес.

Мы пролетали улицы уверенно. Альберт знал, куда меня везти.

— Я хочу поговорить с Эмином.

— Для чего, котенок?

— Чтобы он забрал меня. Ведь ты помогаешь нам. Мне больше не к кому было обратиться. Хорошо, что я нашла твое имя в телефоне Полины.

Несколько раз хлопаю глазами. Не сочиняю на ходу, а говорю обдуманными фразами.

Было бы странно, если бы при встрече с Альбертом я не попросила связаться с Эмином.

— Эмин сейчас далеко. И у него другие проблемы.

— Какие? — спрашиваю с замиранием сердца.

Волнение изображать не приходится. Я действительно переживаю за Эмина.

— Басмановы и собственный отец. У них произошел конфликт интересов.

Да, с твоей помощью. Это ведь ты переплел их интересы. Ты действовал от имени Эмина даже тогда, когда вывел Ковалева в свет и заставил его говорить.

— Я все равно должна поговорить с Эмином.

Альберт не отвечает. Отводит взгляд, увеличивает скорость. Машина рычит и везет меня в неизвестность.

Он привозит меня к девятиэтажке. Дом был оцеплен забором, на въезде приставлена охрана. Ощущение, что меня перевозят из одной клетки в другую, лишь усиливалось.

Я сжала руки в кулаки. Ногти впились в кожу, заглушая страх.

Альберт мне ничего не сделает. Он меня котенком зовет до сих пор.

— Выходи, — указал он на дверь, — мы приехали.

Не задаю лишних вопросов, потому что боюсь знать ответы. Строптивость сейчас ничего не изменит, а лишь усугубит.