Девочка и мальчик

— Здесь работает мама, — говорит Катрин.

— Мне как-то на каникулах пришлось постоять на конвейере, — вспоминает Франк, — ох и утомительно!

— Но там много народу работает.

— Зато прилично получают.

— Мама здесь уже больше двадцати лет.

— А ты тоже хочешь на завод?

— Не знаю. Я вообще-то с любой работой справляюсь.

Неожиданно Франк обхватывает ее голову обеими руками и поворачивает так, чтобы на ее лицо падал свет уличного фонаря. Сам он остается в тени.

— У тебя чуть раскосые глаза. Оттого у тебя порой такой загадочный вид.

— Твои руки, какие они холодные, — шепчет Катрин.

— Я согрею их о твои щеки.

— Я все время думаю о тебе. Никогда со мной такого не бывало.

Под мостом громыхает поезд.

— Он идет на Варшаву.

— Откуда ты знаешь?

— Я как-то раз ехал в этом поезде, с классом.

— Хорошая поездка?

— Да, очень интересная.

— Твой отец тоже много разъезжает.

— Ну, он-то. По всему свету.

— А ты, ты хотел бы ездить по всему свету?

— Кто бы не хотел.

— Вот я не очень.

— У тебя и случая еще не было.

— Может.

Они переходят мост Варшауэр-брюкке, идут до Карл-Маркс-аллее, но временам останавливаются, и Катрин видит свое отражение в витринах.

Когда они проходят мимо книжного магазина, Франк убежденно заявляет, что путного тут ничего не купишь. А Катрин всегда казалось, что в этом магазине огромный выбор книг, и она говорит ему это.

— Ну что здесь купить? Глянь сама получше. Две-три залежавшиеся книжонки да что со склада поступило.

У фотоателье Франк останавливается и разглядывает выставленные портреты.

— Подумать только, — говорит он, — у меня нет ни одного твоего фото.

— И у меня твоего.

— Почему же это?

— Да мы видимся каждый день.

— Решено, мы фотографируемся. Но уж не с такими постными физиями, как эти. У меня в классе есть приятель, тот здорово снимает, договорюсь с ним. Он охотно нас щелкнет. Ты ахнешь.

— Любопытно.

— Договорились, на той неделе.

У станции метро Франк сажает Катрин на перила.

Теперь они сровнялись, и Катрин не смотрит на Франка снизу вверх. Она упирается коленями ему в грудь, а он крепко держит ее за руки. Свет фонарей на перекрестке создает таинственную атмосферу.

Время от времени из метро выходят люди, но вообще-то в этот холодный вечер на улицах пустынно.

— Как я рад, что ты у меня есть, говорит Франк.

Был бы день, он увидел бы, как покраснела Катрин.

— Я ведь парень шальной, — продолжает Франк, — ты еще меня не знаешь.

— Я тебя уже хорошо знаю, уверена Катрин.

— Слушай, я поговорю с твоим отцом.

— Не надо, не делай этого, — просит Катрин.

Франк отступает на шаг. Катрин тут же спрыгивает, отряхивает брюки.

— А теперь домой, — говорит Франк, — завтра я опять зайду.

Шагая назад, они уже не интересуются витринами. Их интересует сейчас их собственный мир.

— Мы будет жить иначе, чем наши старики, — высказывается Франк. — Невооруженным глазом видно, что многое в их жизни никуда не годится. Твой отец, к примеру, день за днем ходит в свои мастерские, день за днем, год за годом. Жуть берет. Его поезд когда-то ушел, а он и не заметил. А твоя мама? Нам все надо делать не так. Возьмем хоть и мою маму. Я иной раз спрашиваю себя: почему она ни о чем другом не говорит, кроме домашних дел, мод и кухни? Не знаю. Мне, правда, от этого только польза. Мама всегда рядом. А у меня много времени для разных занятий. Отец в нашем семействе — лидер. Мать все подчинила его работе. Многие ей завидуют. Мне же часто кажется, что отец нас едва замечает, что мы, особенно мама, просто предметы, его окружающие, как дом, как машина и другие вещи. Все это должно существовать рядом с ним, чтобы у него голова и руки были свободны для его работы. Верно, отец многого добился. Раньше я им безмерно восхищался. Он был отец с большой буквы, который все умеет, все может и к тому же еще такой веселый. Человек, о котором говорят, который разъезжает по всему свету и всегда и везде имеет успех. Теперь я иначе оцениваю отца. Не могу точно сказать, когда все переменилось. Как-то раз я случайно имел возможность наблюдать своих родителей. Болел, лежал в гостиной, а они считали, что я сплю. Я видел их в приоткрытую дверь. Они молча обедали, отец, как всегда, с наслаждением пил большими глотками пиво. После обеда сели читать. Мне кажется, они не обменялись ни единым словом. Только когда я шевельнулся, немая сцена кончилась, и они, каждый по-своему, захлопотали вокруг меня. Только тут у них появилась тема для разговора.

Франк останавливается, мысли его, видимо, витают где-то далеко-далеко… Но внезапно он обеими руками крепко обнимает Катрин, прижимает к себе, целует.

— Так дико и скучно мы жить не будем, ты не будешь, я не буду. — Он гладит Катрин по голове. — Нам нельзя терять друг друга, слышишь?

Они идут дальше, держась за руки.

— Мне иной раз боязно: может, я что-то не так делаю? Вот хоть в отношениях с тобой, — говорит Франк.

— Но отчего же?

— Боюсь что-нибудь ляпнуть сдуру или номер какой не к месту выкинуть.

— Мудрить надо меньше, — решительно заявляет Катрин.

— Знаешь, первая девочка, с которой я дружил, была на три года старше меня, — говорит Франк.