Девочка и мертвецы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПЛАЧ НАД ЦИФРАМИ

 Каждый год в России от рук родителей погибают около двухсот детей.

Собственно, вместо двухсот можно вписать любое число.

Это ничего-ничего.

Никто не плачет над цифрами.

Глава первая

 Катенька связала для сокольничего Феди замечательные варежки. С ромбиками. Федя примерил варежки и обомлел:

 — Хороши! А где ты вязать научилась?

 — Ну-у… — Девочка неопределенно махнула рукой.

 — Красавица ты наша, — умилился сокольничий.

 В сени вошел злой с мороза Ионыч. Затопал сапожищами, сбивая снег, заухал, словно филин. Увидел варежки, бросил:

 — А мне почему не связала?

 — Не успела, дяденька… — прошептала Катенька.

 — “Не уфпела — не уфпела”, — передразнил Катеньку Ионыч и приказал Феде: — Выйди, полей.

 — Холодно, Ионыч!

 — Водки тяпни для сугрева и иди.

 Ничего не поделать: Федя тяпнул водки, накинул на плечи медвежью шубу и вышел наружу. Снега намело порядочно. Федя топнул по снежной корке, оставил глубокий след. Вытащил ногу, а сапог застрял в снегу.

 — Непорядочек, — горько усмехнулся сокольничий и в одном сапоге пошел к тарелке. Из снега выглядывал только самый верх непознанного летательного аппарата, этакий серебристый прыщик с тремя лампочками — красной, зеленой и желтой. Горела желтая. Сокольничий открыл дверь в кособокую кладовку, вытащил шланг. Покрутил в руках.

 Крикнул:

 — Ионыч!

 Ионыч распахнул заледенелое окно прямо у Фединого носа:

 — Ну чего тебе?

 — Вода горячая есть?

 — Есть, всё есть, котел с утра как заведенный работает.

 Федя протянул ему шланг:

 — Подключи, пожалуйста.

 — “Подклюфи, пафалуста”, — противным голосом передразнил Федю Ионыч, схватил шланг и исчез в доме. В окошке появилась любопытная Катенькина мордашка. Сокольничий подмигнул девочке. Катенька спросила:

 — Испечь пирожки на вечер?

 — Испеки, родненькая, — попросил Феденька. — К водке пирожки замечательно пойдут.

 — С капусткой или с картошкой?

 — И с капустой, и с картошкой, а еще с яблочным повидлом испеки.

 — Хорошо, дяденька!

 — А ну пшла! — рявкнул Ионыч из глубины комнаты. Девочку как ветром сдуло. Ионыч сунул голову в окно и, слизывая с побледневших от холода губ снежинки, вручил Феде шланг.

 — Давай быстро, пока я не околел на морозе.

 — Ты крепкий, Ионыч, — почтительно сказал Федя. — Не околеешь.

 На душе у Ионыча потеплело от такой похвалы.

 Федя направил шланг на тарелку и открыл воду. Тонкая струйка теплой воды полилась на серебристый прыщик и рядом, растапливая снег. Федя поливал до тех пор, пока не загорелась зеленая лампочка.

 — Ну че? — спросил Ионыч. — Хватит уже! Воду-то экономь.

 — Да всё вроде, — сказал Федя, закрывая шланг.

 — А тарелка как? — уточнил Ионыч. — Теплая хоть?

 Федя снял варежку и потрогал тарелку. Тарелка была теплая. Феде показалось, что внутри что-то или кто-то стучит.

 — Теплая, Ионыч!

 — Ладно, пошли водки тяпнем, — решил Ионыч и закрыл окно.

 Федя, кутаясь в шубу, подошел к двери. Сунул ногу в застрявший в снегу сапог, вытащил. В небе что-то протяжно загудело. Сокольничий поднял голову, прикрыв ладонью глаза от падающего снега. По серому небу медленно ползли два темных пятнышка.

 — На юг летят, — пробормотал Федя.

 — Федя! — глухо закричал Ионыч из-за двери. — Где ты там? Поторопись, что ли!

 Сокольничий поспешно вошел в дом. Разделся, стал накрывать на стол. Ионыч одобрительно кивнул, снял со стены гитару и попытался взять аккорд. Струна порвалась. Ионыч выругался и метнул гитару в угол. С жалобным мявом из-под треснувшей от удара гитары выползла покалеченная кошка Мурка.

 — Когда ж ты уже сдохнешь, вредное животное! — в сердцах бросил Ионыч.

 Мурка спряталась за комод и стала заунывно мяукать.

 Рассерженный Ионыч подошел к Катеньке. Девочка возилась у плиты.

 — Работаешь?! — рявкнул Ионыч.

 — Малютка наша! — воскликнул сострадательный Федя.

 — Работаю, дяденька, — робко ответила девочка.

 — Отхлестать бы тебя хворостиной, — сказал Ионыч, — да хворостину жалко!

 — Жалко… — грустно кивнула Катенька.

 — Как там стол, Федька? — крикнул Ионыч. — Накрыл уже?

 Федя как раз закончил устанавливать пузырь самогона. Пузырь стал точно посреди стола — симметрично двум граненым стаканам. Ионыч подошел к столу, подвинул колченогий табурет, сел.

 — А огурцы где? Катька-а-а-а!

 — Несу, дяденьки! — Девочка тащила к столу здоровенную десятилитровую банку с солеными огурцами.

 — Малютка наша! Уронит же! — Федя всплеснул руками и кинулся Катеньке на помощь, но Ионыч схватил его за рукав, остановил.

 — Не порть мне девчонку. Пусть сама.

 — Эх… — вздохнул Федя.

 — А вот и огурчики, дяденьки. — Катенька с трудом водрузила банку на столешницу.

 — А крышку открыть? — Ионыч приподнял левую бровь.

 Катенька сбегала за открывалкой и, сосредоточенно пыхтя, раскупорила банку.

 — Крышку рядом положь, — приказал Ионыч, доставая вилку. — Ну-с, приступим, помолясь. Ты, Катька, ступай. Тебе, безбожнице, никакая молитва не поможет.