Девочка и мертвецы

 — Вот, к примеру, старик Пяткин, — продолжил Ионыч. — Праведный вроде старикан. А с меня триста рубликов сколотил самым бессовестным образом. И где, спрашивается, благодарность за то, что мы черную работу за него сделали, чтоб он чистеньким оставался, перед всевышним незапятнанным? Где благодарность, я спрашиваю?

 Сокольничий долгое время молчал. Видно было, что со словами Ионыча он не совсем согласен. Старик Пяткин пришелся по душе добросердечному Феде. В конце концов, не так часто встретишь человека, который тебя и накормит, и напоит, и переночевать оставит. А триста рублей… а что триста рублей? Они за вечер наели и выпили хозяйского больше чем на триста; пожалуй, что и на пятьсот. Особенно Ионыч старался, бочонок красного вина с корицей выдул, наверное. А корица — приправа редкая, с самой Земли поставляется.

 — Федя, — позвал Ионыч сердито. — Ты не слушаешь меня?

 Сокольничий вздрогнул:

 — Слушаю, Ионыч, слушаю. Просто задумался: не поджидают ли нас в Пушкино. Вдруг пропажу Владилена Антуановича уже обнаружили?

 — Думаешь, Пяткин догадался о чем-то и сдал нас?

 Добрый Федя ничего такого не предполагал, но все-таки сказал, чтоб лишний раз не гневить Ионыча:

 — Видимо, так.

 Ионыч подошел к стулу, взял брюки, решительно сунул ногу в штанину.

 — Ты куда, Ионыч? — спросил Федя.

 — Надо потолковать с этим Пяткиным. Хочу проверить, правда ли он о чем-то догадывается…

— Дык ночь на дворе! — Сокольничий покосился на будильник. —

— Пол четвертого времени; спит он еще.

 — Зато я не сплю, — заявил Ионыч. Сунул под ремень пистолет, а сверху надел теплый вязаный свитер.

 Сокольничий молча наблюдал за его приготовлениями.

 — Если что, спеши на выручку, Феденька, — сказал Ионыч. — Тут такое дело, сам понимаешь. Мало ли что может произойти!

 Сокольничий кивнул закрывшейся двери, примостил голову на мягкой подушке и мгновенно уснул.

 Ионыч не успел сделать и пары шагов по коридору, как заметил черный силуэт у окна. Пригляделся: женщина. Красивая. Белокожая, царственной осанки, в черном платье с глухим воротником, в изящных бархатных сапожках с серебряным напылением. Женщина стояла, сложив руки на груди, и смотрела в заледенелое окно. Ионыч подошел к ней, замер, принюхиваясь: от красавицы пахло шанелью. Ионыч давно не разговаривал со зрелыми женщинами и не знал, с чего начать даже самый обыденный разговор. К тому же он совершенно не ожидал, что в доме живет еще кто-то, кроме деда и внука Пяткиных, и оттого почувствовал полнейшее смятение.

 — Красиво, — сказала женщина печально. — Смертельно красиво. Танец холодной смерти, ядовитый пляс искрящих снежинок — всё это так завораживает!

 — Весьма завораживает, — согласился Ионыч робко.

 — Вы знаете, что местный снег губителен для человеческого организма? Что, в отличие от снега на Земле-матушке, этот снег кроме воды содержит вредные для здоровья канцерогенные добавки?

 Ионыч почесал макушку. “Дама-то интельгентная попалась!” — подумал он с уважением и некоторой опаской.

 Сказал:

 — Я что-то читал об этом, госпожа.

 — Современные люди так мало читают! — Женщина печально вздохнула. — Это так меня беспокоит! — Она прижала руку к сердцу.

 — Вы совершенно правы, уважаемая… — заикаясь, пробормотал Ионыч. — Тут я с вами спорить не буду: не читают; не хотят, собаки, читать.

 — Зачем вообще нужно спорить? — Женщина закрыла глаза. — Споры отдаляют людей друг от друга. Почему люди не примут одну точку зрения, единственно верную?

 — Простите, почтенная, — вежливо сказал Ионыч, — я — человек простой, в философии не силен, но тут с вами соглашусь на сто процентов: споры нафиг не нужны. Не переношу, когда со мной спорят, убить такого спорщика готов!

 — Мы с вами понимаем друг друга, — помолчав, прошептала женщина. — Я ощущаю смутное родство с вашей простой русской душой.

 Ионыч почувствовал, что краснеет.

 — Как вас зовут? — пробурчал он.

 — Ах, разве это имеет значение? Здесь, на чужой планете, вдали от матери-Земли мы нашли друг друга; к чему нам имена? клички? звания? Зачем все эти несущественные символы собственного бессилия перед могуществом природы? Разве мы не можем сойтись в танце страсти без ненужных имен?

 Ионыч из слов незнакомки понял, что пора переходить к более активным действиям. Он сделал шаг к красавице, намереваясь заключить ее в сладкие объятья, но в этот момент в коридоре зажегся яркий свет.

 — Анна!

 Отморгавшись, Ионыч увидел, как старик Пяткин насильно уводит незнакомку. Ноги женщины заплетались, она бормотала под нос: “Это судьбоносная встреча… боги предначертали…”, но сопротивляться не пробовала. Пяткин без слов затолкал женщину в пустую сумрачную комнату, запер дверь на ключ. Изнутри послышалось мелодичное пение.

 Ионыч почувствовал себя обделенным.

 — А чего это вы, почтенный Пяткин? — спросил он с раздражением. — Мы тут, между прочим, беседовали; о высоком, кстати.

 Старик повернулся. Шарф, закрывавший нижнюю половину лица, чуть сбился, стало слышно хриплое стариковское дыхание.

 — Это моя дочь, — сказал старик. — Анна — мать Марика.

 — Ваша дочь? — удивился Ионыч. — Я думал, она умерла.