Девочка и мертвецы

Катенька вздрогнула, схватила Колхозкина за руки и потащила в тень, чтоб пьяная толпа нечаянно его не затоптала. К счастью, Колхозкин веса был небольшого, к тому же у крыльца оказалось скользко и тянуть жертву пьяного разгула оказалось несложно. Катенька оттащила его под самую стену: дверь как раз распахнулась, и на морозный воздух выбрались разгоряченные алкоголем и предстоящей миссией тела. Дядь Вася поскользнулся, смачно грохнулся и пребольно ударился копчиком об крыльцо. Добрый Федя помог ему подняться; остальные хохотали. Ионыч норовил пнуть упавшего дядь Васю в бок, но сам поскользнулся и чуть не упал; еле успел удержаться растопыренными пальцами за стену — как раз над тем местом, куда Катенька оттащила Колхозкина. Девочка зажмурилась: ей показалось, что Ионыч заметил ее и сейчас последует страшное наказание, но Ионыч не заметил. Пьяная компания, оглашая улицу неразборчивыми криками и удалыми песнями, двинулась по улице на восток.

Катеньку как током ударило: дверь-то! Дверь они заперли или нет? Она поднялась, подбежала к двери. Толкнула: дверь не поддалась. Катенькино сердечко чуть не остановилось: ей стало страшно, но не за себя, а за Колхозкина — а ну как умрет от переохлаждения? Она собралась с мыслями и потянула дверь на себя: дверь с натугой отворилась. У Катеньки отлегло от сердца. Открыла дверь нараспашку, подложила чью-то галошу, чтоб не закрылась, и потащила Колхозкина в сени. Еле дотянула до порога, втащила в прихожую наполовину и упала на пол, обессилев. Упала и схватилась за живот: больно.

— Сил совсем нет, — прошептала Катенька и перекрестилась. — Прости меня господи. — Встала и поковыляла к столу. Взяла со стола кусок жирной колбаски. — Прости, боженька, — повторила, — не ради корысти еду ворую, а ради того, чтоб сил набраться и спасти бедного дяденьку Колхозкина. — Сказала и съела.

Батюшки, вкусно-то как!

Катенька опомниться не успела, как схватила второй кусок. Посмотрела на свою руку с изумлением, выронила кусочек.

— Хватит, — прошептала, — хватит, вдоволь нагрешила уже! — Увидела тарелку грибного салата. Из салата выглядывали склизкие грибные глазки: Катенька взяла и надкусила глазочек. Солененький: м-м, вкуснотища! Схватила ложку и в мгновение ока умяла полмиски. Тут ее и скрутило: Катенька зажала рот и побежала в туалет. Вернулась из туалета бледная, но живая. Взяла со стола корочку хлеба, сунула в рот и, посасывая ее, словно карамельку, отправилась спасать Колхозкина. Затащила его в коридор полностью и поскорее закрыла дверь: в прихожей стало холодать. Уселась рядом с Колхозкиным на пол, медленно дожевала корочку. Спела тихо: “Я резал ремни… я…” — и замолчала, потому что забыла слова.

Колхозкин пошевелился. Застонал, сел. Чумным взглядом уставился на девочку.

Катенька прошептала:

— Счастье-то какое, дяденька. Я уж испугалась, что вы померли.

Колхозкин слабой рукой схватился за полку на стене, вжался в стену ладонью, поднялся. Пошатнулся, упал как-то вбок, плечом к стене и замер. Спросил сипло:

— Это ты меня, что ли, в дом затащила?

— Я, дяденька.

— Сказал бы тебе “спасибо”, да что-то не хочется, — признался Колхозкин. — Ты ж с этим пришла, как его… Ионычем.

— Не обижайтесь на дяденьку, — прошептала девочка. — Ему очень многое пережить пришлось: вот и совершает иногда дурные поступки. Но в душе дяденька человек добрый.

— Да уж… — пробормотал Колхозкин и наклонился к Катеньке. — Тощая, бледная… болеешь чем, кроха?

— Нет, дяденька, — был ответ, — не болею. А что бледная и тощая, так это от недоедания: тяжело нам с дяденьками живется, есть часто бывает совсем нечего.

— Уж я смотрю как тяжело, — ехидно заметил Колхозкин, подходя к столу. Нацедил себе в рюмку зубровки, хряпнул. — Ионыч толстый, румяный, рожа от жира так и лоснится: не видать что-то, чтоб он от голода помирал. Да и второй ваш, мертвяк который, поживее тебя выглядит. Они тебя голодом, что ли, морят?

Промолчала Катенька.

— Куда они двинули-то? — поинтересовался Колхозкин.

— К тетеньке какой-то в гости.

— К Александре, значица. — Колхозкин уперся ладонями в стол.— Злое пьяное стадо, и Ионыч во главе этого пьяного стада. Одно утешает: патруль их наверняка задержит и отправит отсыпаться в холодный дом. А если не задержит? — Колхозкин выпил еще зубровки, прошептал: — В милицию звонить надо. Да только незадача: нет тут телефона, отключили дядь Васе за постоянную неуплату. Надо ко мне идти. — Колхозкин, шатаясь, побрел в переднюю. Зашарил рукой по вешалке. — Вот гады! Шубу умыкнули. Ну, надеюсь, дядь Вася не обидится, если я его пальтецо позаимствую. — Колхозкин натянул драповое пальто, отворил дверь. Взглянул на Катеньку: — Идем со мной, кроха. Нечего тебе тут оставаться.

Катенька послушно поднялась. Подпрыгнув, сорвала с вешалки свое пальто, кое-как оделась. Колхозкин снял с полки нутриевую шапку, нахлобучил Катеньке на голову. Шапка налезла девочке на глаза. Она схватилась за шапку, прошептала:

— Дядя, я не могу, это чужое…

— Плевать, — резко бросил вредный Колхозкин, шлепая ее по рукам. — Зато не замерзнешь.