Девочка и мертвецы

Молоденький лейтенант брезгливо посмотрел на испачканную кровью сумочку, которая валялась на полу.

— Смерть — это всегда ужасно, — философски заметил лейтенант.

— Не всегда, — возразил Захарчук. — У нас, к примеру, в деревне радовались, когда свинья под ножом умирала: полезная смерть, вкусная. Смерть свиньи — это праздник, ибо означает он жареное мясцо с вареной картошечкой, разнообразные соусы и прочие вкусные блюда.

— Я говорю о человеческой смерти, Захарчук.

— А какая разница? — удивился Захарчук, который на гражданке был фермером. — Мертвое существо — это мясо, не более того.

В кабинку зашел рядовой Корпус. Стараясь не глядеть на мертвую, доложил:

— Товарищ лейтенант, прибыли фээсдэшники. Требуют, чтоб мы самоудалились от дела.

— Подонки, — сказал лейтенант; впрочем, без особой злости, привычно так. Ласково посмотрел на красавчика Корпуса. — Как у тебя дела, рядовой, что новенького?

Захарчук топнул ботинком в углу кабинки:

— Товарищ лейтенант, тут из дырки снег лезет.

— Че-че лезет? — уточнил лейтенант.

Корпус охнул: снег повалил из дыры как манная каша. Захарчук упал на пол, а снег, словно живое существо, обладающее свободой воли, повернул вправо и накрыл мертвую с головой. Погас свет, в темноте загорелись злые синие искры.

— Захарчук… — послышался испуганный голос лейтенанта. — Ты тут, Захарчук?

— Тута я, товарищ лейтенант, — откликнулся Захарчук. — Корпус, ты как, живой?

— Господи христосе, — Корпус перекрестился. — Смотрите, что это?

Из снежной горки поднималась изящная черная тень.

— Мертвяк! — истерически закричал лейтенант. — Захарчук, стреляй!

Захарчук поднял автомат и дал короткую очередь. Тень чуть погнулась, но тут же распрямилась и расправила щупальца: по четыре штуки с каждого бока.

— Зачем вы, судари? — спросила мертвячка Наташа, пытаясь совладать с новым телом. — Больно, однако!

Лейтенант выхватил у остолбеневшего рядового Корпуса автомат, загородил его собой и открыл огонь. Полетели осколки, заискрился видеоящик компутера.

— Да чего вы?! — возмутилась Наташа. — Я и так едва сдерживаю новоприобретенную хищную сущность! — Она хихикнула над своей фразой. Впрочем, девушке было не до смеха: умирать она в ближайшее время как-то не собиралась, а тут — на тебе. Хорошо еще снег с оживлением помог, а то совсем труба.

Дверь распахнулась, в кабину проник неоновый свет. Рядовой Корпус очухался и кинулся в общую залу. Сбил с ног зазевавшегося патологоанатома, хлебавшего китайский обед из картонной чашки. Корпуса схватили за плечо:

— Рядовой, ты чего творишь?!

— Девушка с тентаклями! — завопил Корпус, вырываясь из захвата. — Тентакли идут, спасайся, кто может!

Из кабинки вылетел лейтенант, заскользил по гладкому полу на спине, уронил автомат. В дверном проеме показалась смиренная Наташа, прижала щупальца к груди:

— Судари, выслушайте меня, пожалуйста. Не надо криков и пальбы, давайте обсудим положение, как цивилизованные люди!

— Огонь! — закричал лейтенант, скольжение которого приостановилось благодаря ножке стола.

Обмершие от страха люди подняли оружие.

— Вы человеки или бабезьяны? — возмутилась Наташа.

Массированный огонь отбросил ее обратно в кабинку, прямо на снег. Из кабинки закричал Захарчук:

— Люди добрые, поаккуратнее, пожалуйста! Я всё еще тут нахожусь!

Наташа повернула к нему голову. Захарчук пожал плечами:

— Вы уж не серчайте на них, барышня: работа такая.

— Я что, очень страшная стала? — спросила Наташа, окутываясь роем целебных синих искр.

— Отчего же? Весьма симпатичная и прилично одетая барышня, — сказал Захарчук. — Это если не считать щупалец и черных глаз, конечно; еще кожа суховата да бледновата, но это ничего, свежая деревенская пища вернет коже розовый цвет в мгновение ока, вы уж поверьте старому Захарчуку.

— Вы — хороший человек, сударь, — сказала Наташа. — Не какой-нибудь бабезьян.

Захарчук кивнул и спросил:

— Простите, барышня, но почему бабезьян-то?

Наташа пожала плечами:

— Я почем знаю? Моя новая измененная сущность подсказывает мне, что вы не бабезьян, в отличие от тех, кто снаружи. — Она хихикнула и захлопнула рот ладошкой. — Господи, чего я хихикаю-то? Грустить надо — померла, — а меня на хи-хи пробивает.

Снаружи завозились:

— Корпус, обходи слева, Хачикян, cправа. Возьмем чудище в клещи!

— Вишь ты, в клещи собрались брать, — восхитился Захарчук. — Это вам, барышня, не просто так, это военная стратегия и тактика!

— Товарищ лейтенант, как справа-то? Тут дверь одна!

— Отставить! Кидай гранату, Корпус!

— А мнэ можно?

— И ты кидай, Хачикян!

— Какую, к лешему, гранату? — возмутился Захарчук. — А как же я? Бабезьян, что ли?!

В кабинку влетела граната, еще одна… Наташа взмахнула щупальцами, и гранаты полетели обратно.

— А-а-а-а-а…

— Ла-ажись!

— …а-а-а-а-а!

Гранаты взорвались, повалил дым. Наташа, быстро передвигая щупальцами, поползла наружу.

Лейтенант схватил мертвого рядового Корпуса за грудки и давай трясти:

— Рядовой, вставай! Вставай, это приказ! — Лейтенант плакал. — Да как же это? Как? Я ведь любил тебя! Как младшего брата любил!