Девочка и птицелет

И дальше я уже несла портфель в Колиной авоське. Чем ближе мы подходили к дому, тем больше я замедляла шаги, и Коля это, очевидно, заметил, потому что спросил:

- Ты из-за двойки волнуешься?

- Да, - ответила я.

- А у тебя что - сразу дневник проверяют?

- Нет, - сказала я, - не в этом дело.

Я вдруг попросила Колю пойти со мной. Мне была непереносима мысль, что я сейчас одна, с глазу на глаз, встречусь с папой.

- Хорошо, - сказал Коля не сразу. - Пошли.

Папа чуть приподнял брови, когда увидел, что я пришла не одна, но сейчас же сделал вид, что в этом нет ничего неожиданного.

Я его познакомила с Колей. Оба они держались чуть настороженно, и я вдруг заметила, что они похожи друг на друга" Они были одного роста, папа сегодня надел черный свитер, и на Коле был черный свитер, только похуже, не такой толстый, пушистый и новый. И штаны папа надел новые, узюсень-кие, из немнущейся ткани, с острой складкой, а на Коле были темно-синие штаны от школьной формы, с пузырями на коленях и неглаженые. И даже звали их .одинаково... Но главное, у них были очень похожие лица - круглые, добрые лица с одинаковым выражением: с почти незаметной, чуть смущенной улыбкой. Почему я раньше этого не замечала?

- Ну что ж, - сказал папа. - Рога трубят. Оседлаем же наших добрых коней и отправимся на званый обед в замок маркиза Карабаса. Я надеюсь, что вы, граф, окажете нам честь пообедать с нами?

Когда мы еще поднимались по лестнице, я заранее решила, что скажу папе, что у меня болит голова и поэтому я не пойду с ним на прогулку и в ресторан, но когда он стал шутить, я просто сказала:

- Я получила сегодня двойку. По физике.

Папа засвистел совсем по-мальчишески. У него было такое огорченное лицо, что Коля покраснел и уставился в пол, сквозь который мне хотелось провалиться.

- Ну что ж, - сказал наконец папа. - Прогулку придется отменить... А обедать все равно нужно. Пойдемте.

Мне понравилось, что Коля не ломался, не отказывался, не говорил, что сыт, хотя после школы не ел и был голоден, как собака. Мне вообще нравится в людях, когда они умеют делать то, чего я не умею.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Витя пришел в школу, прихрамывая, со своей знаменитой тросточкой с надписью "Привет из Кисловодска", и я поняла, что предстоят какие-то важные события. Витя подозвал меня и Сережу и сказал, что мы должны собраться вместе после уроков, так как нашей компании объявлен террор. Я попыталась было выяснить, что за террор и кем объявлен, но Витя многозначительно сказал: "После уроков".

На первом уроке у нас была химия, и мы пошли не в класс, а прямо в химический кабинет к Евгении Лаврентьевне.

Недавно у нас на уроке побывал бывший ученик Евгении Лаврентьевны, молодой, но очень толстый дяденька. Теперь он уже ученый и лауреат Ленинской премии. Он пришел до начала урока и познакомился с нами, и сел на свое место за вторым столом, где он когда-то сидел. А когда вошла Евгения Лаврентьевна, он встал вместе с нами. Он очень внимательно слушал все, что говорила Евгения Лаврентьевна, и все, что отвечали мы. А после урока он поцеловал Евгении Лаврентьевне руку, а она его поцеловала в голову, и он сказал нам, что Евгения Лаврентьевна сделала для украинской химии столько, сколько сделал целый институт, и что бывшие ее ученики работают па самых ответственных участках химической науки и химической промышленности, и что все мы должны учиться у нашей замечательной учительницы Евгении Лаврентьевны только на "пятерки", потому что химия - это наука будущего, а Евгения Лаврентьевна - человек будущего, который личным примером показывает, какими должны быть люди коммунистического общества.

Вообще-то я не понимаю, как можно плохо ответить на уроке у Евгении Лаврентьевны или как можно забыть то, что она говорила на предыдущих уроках. На уроках у Евгении Лаврентьевны ничего не нужно запоминать. Все, что она говорит, само запоминается.

Вот, например, ни один наш ученик уже до самой смерти не забудет, из чего делается стекло, потому что Евгения Лаврентьевна рассказывала, что до сих пор нельзя точно сказать, кто и когда изобрел стекло. Римский ученый Плиний-старший, который погиб в самом начале нашей эры при извержении Везувия, писал, что стекло открыли финикийские купцы-мореплаватели. Во время сильной бури они были вынуждены пристать к берегу. А так как на песчаном берегу они не нашли никаких камней для очага, чтобы сварить себе еду, то они взяли глыбы соды, которую везли на своем корабле для продажи. Целую ночь горел костер, а когда утром кто-то разгреб его, то в золе нашли прозрачные блестящие слитки, которые очень заинтересовали этих купцов. Так, в результате сплавления соды с песком, писал этот Плиний-старший, впервые получилось стекло.