– Хорошо, – сказал Зураб, завернув ему руку. Он достал из его кармана красную пачку и переложил в свой. – Сейчас у тебя и правда нет, – добавил насильник и собрался уходить.
Мамука за секунду нагнал его и маленьким кулачком ударил того по затылку, и в тот же момент сам получил по полной. Те оплеухи он вспомнил и этим вечером, глядя на балкон Иваны. После того случая он еще несколько раз также реагировал спонтанно и бесконтрольно, но потом жизненный опыт, опробованный на собственной шкуре, научил его мудро отступать перед насильниками и более сильными, чем он, соперниками.
«Когда на твоем пути возникнет стена или скала, обойди их. Нельзя головой пробить стену», – советовал ему дед Теймураз, грея сгорбленную старческую спину на теплом кавказском солнце и передавая свои знания своенравному внуку.
«Покорную голову меч не сечет», – добавляла, вытирая вспотевшее круглое лицо, тетя Мариям.
С того времени прошло пятнадцать весен и зим, и вот, в этот вечер Мамука покорно ждал, спрятавшись за деревьями, ветви которых спускались почти до земли. Он ждал, когда на балконе появится силуэт Иваны. Он постоянно смотрел на часы: время обленилось, и стрелка нереально медленно двигалась вперед. Часы показывали только девять.
Неожиданно Мамука услышал громкий смех и заметил сначала Стефана, а потом еще двоих молодых людей, вышедших на балкон. Один был плечистым и накачанным, другого он оценить не успел, потому что тот сразу же сел и только его голова виднелась над оградой балкона. Наконец появилась Ивана и заняла место между ними. Громкие голоса распарывали вечернюю тишину. В цветущий перед домом куст полетел, как светлячок во мраке, непогашенный окурок и, приземлившись на лепестки дикой розы, долго там умирал.
Мамука, натянутый, как струна, внимательно следил за ними и пытался расслышать, что они говорят, но расстояние было слишком большим. Он ничего не понимал, а перед ним было голое пространство пустого двора. Спрятанный в густой листве своего наблюдательного пункта, он иногда слышал звонкий смех Иваны, перекрывавший громкий галдеж остальных.
«Что она в них нашла? – задавал он себе вопрос, слушая стук собственного сердца, барабанящего под грудиной. – Что они ей могут дать такого, чего я не могу?» – шептал он, сдерживая вздохи. Ведь они просто пользуются ею, предлагая спид и другую дурь[25], не давая никаких шансов на будущее, а он ее искренне любит. Как разбитые кусочки глиняной вазы, он сложил бы ее разбитое время и направил по другому руслу. Он вытащил бы ее на другой, солнечный, берег жизни и никогда не позволил бы ей страдать. Она даже не догадывается, каким подарком судьбы он был бы для нее, даря ей самые теплые чувства. Но тут закрылась дверь балкона, пропустив внутрь разнузданную компанию.
Еще долго взгляд Мамуки был прикован к окнам Иваны, а потом свет погас, и комната утонула во мраке. Серая толстая кошка пробежала у его ног и пропала в густой траве. Безвольным шагом Мамука направился к автобусной остановке. Придя домой и не чувствуя голода, он разобрал постель и лег в кровать. Сон не шел. Из густой тьмы возник образ смеющейся Иваны. Она сидела, положив подбородок на поднятые колени, прядь золотых волос упала на обнаженную грудь. Надув пухлые губы, она пальцем поманила его к себе.
«Боже, чем она сейчас там занимается?» – задал он вопрос самому себе, закрыв глаза.
Мамука испытывал какое-то садомазохистское наслаждение от своей боли. Отдавшись на волю буйной фантазии, он представлял Ивану в разных позах со своими соперниками, а потом онанировал, спрятанный во мраке своей комнаты, с закрытыми глазами, время от времени прерывая действие, откладывая наступление оргазма и горячо желая, чтобы все это продлилось как можно дольше.
А Ивана и ее компания, распив последние банки пива и употребив последние дозы крэка[26], повалились спать кто где.
XIX
У Стефана, зависимого от героина, уже несколько дней была ломка, которую могут понять только те, кто прошел через те же муки ада. Он страдал от ночных кошмаров, на него нападали огромные крылатые змеи, высовывали огненные языки. Ему виделись бородатые одноглазые дивы, которые неожиданно превращались в маленьких кривоногих гномов, они смеялись, оскалив зубы, какими-то хриплыми голосами, пытаясь затащить его в свою подземную нору. Он просыпался в холодном поту, мучимый головной болью и бессильный.
Он не мог достать героин по одной простой причине – у него не было денег, а зная его как безответственного плательщика, дилеры не давали ему в кредит. Возбуждение, которое он испытывал, наблюдая, как под пламенем зажигалки медленно вскипает героиновая каша, не могло сравниться ни с одним другим удовольствием на свете. Ритуал перевязывания руки и сладострастного поиска здоровой вены с полным шприцем в дрожащей руке превращал его в мага и первосвященника таинственной секты, вход в нее был разрешен только избранным. Мелкие кристаллы волшебно на его глазах превращались в светло-желтый порошок, похожий на соль, на которую кто-то помочился.