Девочка, я о тебе мечтаю

— Нет, это… Я оценила, конечно, — кивнула я. — И я говорила ему спасибо. Но разве это можно считать проявлением… любви?

— Детка, — улыбнулась мне Наташа. — Ты ещё слишком молода, чтобы знать, что такое проявление любви. Но скажу тебе так — суди по поступкам. В них вся суть заложенного отношения к тебе человека. Рома никогда бы не делал этого, просто чтобы поддержать, если бы на самом деле ты не представляла для него никакой ценности.

— Не может быть, — отказывалась верить я в её доводы.

— А если я скажу тебе, что именно Рома настоял на том, чтобы Петя взял попечительство над тобой?

— Ч-что? — округлила я глаза.

— Да-да, — кивала она. — Можешь у Пети спросить сама. Когда Рома узнал о твоей беде и что тебе грозит детский дом, он поехал к отцу. И уговорил его забрать тебя в нашу семью. Если бы не Рома — ты была бы в детском доме. Я тебе такой судьбы не желаю, конечно, и я рада, что ты туда не попала. Но спас тебя именно Рома. Какие ещё нужны доказательства, что его душа вовсе не пустая, как может показаться или каковой он хочет ее показать нам, и что чувства к тебе у мальчика чистые, искренние и очень сильные?

— Ладно, давай пельмени уже доделаем, а там сами разбирайтесь, — сказала Наташа, поднимая пельмень, который выпал у меня из рук.

— Э-э… Да.

Мы доделали начатое, больше не касаясь темы Романа, но до самого ужина я так и осталась не в своей тарелке. Даже пирожки по рецепту бабули не смогли меня отвлечь.

* * *

— Ого, чего это у вас так вкусно пахнет? — потянул носом Пётр Сергеевич за столом во время ужина.

— Пельмени, домашние, — ответила Наташа, накладывая их в тарелку своего будущего мужа.

— Домашние? — спросил Пётр, принимая свою порцию. — В ресторане, что ли, заказали?

— Нет, это Катя лепила, — сказала она, улыбнувшись мне. — А я помогала ей.

— Катя? — удивился Питерский-старший.

А Питерский-младший, кажется, подавился этим самым пельменем…

Так и застыл с ложкой в руках. Такой хмурый спустился к ужину — впрочем, ничего необычного. А как попробовал пельмени, так и стал наворачивать всю тарелку с ними один за одним…

Он покосился на меня, но ничего не сказал.

— А вкусные какие! — зато мои пельмени оценил Пётр Сергеевич. — Ой, мама дорогая! Давно я таких вкусных и домашних пельменей не ел! Да, Ром?

— …Угу.

— А Катя научила и тебя их лепить?

— Конечно, научила, — ответила я. — Ничего там сложного нет. Теперь Наташа и сама сможет вас порадовать такими же.

— Чудесно! Ну-ка, добавочки, девчонки!

Рома от добавки отказался, хоть и доел свою порцию. А потом Наташа принесла ещё теплые пирожки и поставила поднос с большим блюдом в центр стола.

— Катя тоже мастерила? — спросил его отец.

— Да, — ответила женщина. — С клубникой, представляешь? Достали замороженную! На, Ром.

— Не надо, — сказал он и резко встал из-за стола.

— Ты чего, сын? — поднял глаза Пётр.

— Ничего, голова болит, — отозвался Роман и почему-то зыркнул на меня. — Спать пойду.

— В семь вечера?

— Да пофиг.

Он развернулся и ушел в сторону лестницы.

— Пофиг, пофиг… — заворчал отец Ромы. — Ну и словечки у молодёжи…

А я опустила глаза в свою тарелку. Обидно. Он не стал их даже пробовать. Потому что я готовила. И пельмени бы не стал — просто не знал, что они тоже из-под моих рук.

* * *

Следующий день выдался выходным, и в гимназию нам ехать было не нужно. Однако Пётр Сергеевич всё так же был ни свет ни заря уже в офисе, а Наташа куда-то уехала по своим делам.

Когда я около десяти, зевая, спустилась в кухню, чтобы выпить кофе, в доме никого не было кроме Романа, который с безразличным лицом щёлкал пультом телевизора. Он лишь немного повернул голову на звук моих шагов, а потом отвернулся обратно к экрану. Даже не поздоровался.

Я же остановилась у него за спиной, решаясь, стоит ли с ним поговорить или не надо?

Наверное, сделаю это позже — выпью кофе, наберусь смелости. Как-то не кажется, что Рома готов именно сейчас к разговору. Я просто струсила, но я ушла в кухню и остановилась напротив кофеварки.

Так. Надо выдохнуть и успокоиться.

Ну надулся он на меня, потому что, как я полагаю, слышал, что я говорила Попову. Но никогда не поздно заговорить самой и попросить прощения, ведь…

— Ай! — И рычажок кофеварки вдруг заклинило. Подёргала его — намертво встал. — Чёрт, ну почему на мне его заклинило…

Роман

Не удержался. Пошёл за ней в кухню.

Чёрт его знает — зачем.

Я слышал, как она остановилась за моей спиной и словно размышляла, заговорить ли со мной или нет.

Что она хотела мне сказать, я, конечно, не знал, но меня магнитом потянуло следом за ней.

Вообще, я хотел сделать вид, что тоже хочу кофе выпить, и просто хотел посмотреть на неё ближе, но сломанный рычажок кофеварки вдруг подкинул мне безумную идею…

— Сломала кофеварку? — поймал я ее за руку в кухне.

Коснулся ее, и снова будто прошило током… Не могу ее трогать. Я теряю над собой контроль. Но не смог побороть желание прикоснуться.

— Кажется, да, — закусила она нижнюю губу от волнения и отняла у меня свои пальцы.

— Слушай, ну мне придётся рассказать отцу, что ты косорукая и портишь вещи. Пусть выгонит тебя.

В ее глазах заблестели слёзы.