Девочка, испившая Луну (ЛП)

А что делать, если они ошибаются относительно колдуньи? Что делать, если они ошибаются относительно жертвы? Энтен спрашивал себя об этом раз за разом, но даже сам вопрос считался настоящей революцией. И вот что удивительно – а что бы случилось, если б они попытались противиться?

И почему эта мысль никогда прежде даже не приходила ему в голову? Разве не было бы лучше, думал он, привести ребёнка в мир хороший, мир справедливый и добрый.

Если бы кто-нибудь попытался поговорить с ведьмой? Откуда они знают, какие у неё мотивы? В конце концов, в любой старухе должно быть немного мудрости! Это имело смысл.

Любовь сделала его легкомысленным. Любовь сделала его храбрым. Любовь смела туман с многих понятий. И теперь Энтен нуждался в ответах.

Он пронёсся мимо древних платанов и спрятался в кустах, дожидаясь, пока уйдут Старейшины.

Именно там он отыскал бумажного сокола, что украшением висел на тисовом кусте. Он схватил его и прижал близко-близко к своему сердцу.

Когда Ксан добралась до поляны, было уже довольно поздно. И она опоздала – она ведь уже сколько времени не слышала суеты ребёнка.

- Тётушка Ксан идёт, дорогой! – закричала она. – Прошу, не бойся!

Она не верила в это. Столько лет она ни разу не опаздывала. Никогда. Ох, бедняжка… Она закрыла глаза, попыталась направить в ноги поток магии, чтобы прибавить скорости, но, увы, это больше походило на лужу, чем на потом – но немного помогло. Опираясь о свой посох, Ксан быстро зашагала по зелёной тропе.

- О, слава Бугу! – она тяжело дышала, узрев наконец-то круглолицего, взбешённого, но живого и невредимого ребёнка. – Я так беспокоилась о тебе, я…

И тогда между нею и ребёнком встал мужчина.

- Стой! – прокричал он. Лицо его было покрыто шрамами, в руках оказалось оружие.

Лужа магии, что сейчас была усугублена страхом, удивлением, беспокойством за ребёнка, что оказался за спиной этого опасного пришельца, вдруг обратилась настоящим приливом. Он промчался по костям Ксан, освещая её мышцы, заставляя кожу сиять, и даже волосы зашипели магией.

- Сойди с моего пути! – прокричала Ксан, и голос её загудел среди скал. Она чувствовала, как волшебство исходит из центра земли, проходит через её ноги и с головы срывается в небеса, взад и вперёд, взад и вперёд – и массивные волны бьются о берез её безбрежной силы. Она протянула руку и схватила мужчину, и тогда он громко закричал, словно всплеск ударил его прямо в солнечное сплетение, заставляя потерять возможность дышать, как будто отбросил куда-то в сторону с невообразимой силой… И вправду, Ксан с лёгкостью могучей ведьмы отшвырнула его – словно он оказался обыкновенной пушинкой, тряпичной куклой, не имеющей особого веса. И она превратилась в огромного ястреба, спустилась к ребёнку, когтями вцепилась в пелёнки и подняла ребёнка в небо.

Ксан не могла быть таковой – магии бы просто не хватило, - но довольно долго они с ребёнком были в воздухе на гребне ветра. Там она могла бы давать ему еду и дом, если, конечно, первая не рассыплется на части – а ребёнок всё вопил и вопил.

Сумасшедшая в башне наблюдала за тем, как трансформировалась колдунья. Она ничего не почувствовала, когда увидела, как перья прорвались из её пор, как расширились её руки, а тело стало короче, когда старуха внезапно завопила от своей могучей власти и от необъятной и необратимой боли.

Сумасшедшая вспомнила вес младенца на руках. Запах его кожи. Вспомнила то, как радостно новая пара ножек била её по рукам. Как ручонки изумлённо касались завитков маминых волос.

Она помнила, как прижимала её к груди, а спиной вжималась в крышу.

Вспомнила ноги на стропилах. Вспомнила, как сильно мечтала полететь.

- Птицы, - пробормотала она, когда улетала ведьма. – Птицы, птицы, птицы…

В этой башне не существовало времени. Здесь жила одна только потеря.

По крайней мере, сейчас.

Она смотрела на юношу, лицо которого сплошной пеленой покрывали шрамы. О, она жалела о шрамах! Она не хотела этого делать! Но он был добрым мальчиком, умным и любопытным, и сердце у него – хорошее. О, какой же ценной была его безмерная доброта! Его шрамы, она знала, будут отгонять всех глупых девиц прочь. А он заслуживает кого-то необыкновенного, кто обязательно его полюбит.

Она смотрела на него – и смотрела на бумажного сокола. Она наблюдала, как тщательно он раскрывал плотные складки, распрямлял бумагу на камне. Там не было карты. Но были слова.

Не забывай, - говорила одна сторона.

Вот что я имею в виду – вещала другая.

И в её душе бились тысячи птиц, птиц из бумаги, птиц их перьев, птиц из ума и сердца, и они мчались по небу и парили среди прекрасных деревьев.

Глава 19. В которой есть путешествие в город Агони.

Для существ, что любили Луну, время промелькнуло словно пятно. Луна, однако, беспокоилась – ей словно никогда не исполнится двенадцать! И каждый день казался ей тяжеленым камнем, который следовало поднять на вершину невообразимо высокой горы.