Девочка из черного мрамора

– Это Озеров, – процедила она. – Он все устроил. Я рассказала ему о подвале, а он зачем-то выставил меня перед всеми идиоткой…

Артем внимательно посмотрел на нее:

– Он просто хотел спрятать вход. Не совсем понимаю зачем.

– А заодно создать мне репутацию ненормальной, чтобы потом меня в чем-нибудь обвинить.

– Ну… Может, и так. Но теперь получается, что подвал все-таки есть. – Артем передал ей телефон, ухватился за край пролома и потянул гипсокартон на себя. Отломился еще один фрагмент. Потом еще. – Наверх, я так понимаю, мы идти не собираемся. Значит, надо идти вниз.

– Уверен? – спросила Тамара, наблюдая, как в стене растет черный пролом.

– А что еще остается? Все уже, ввязался в историю.

Тамара подошла к нему, сунула телефон в зубы и тоже вцепилась пальцами в тоненькую хлипкую стену, раскрашенную с одной стороны так, словно это были серые неструганые доски. Она сравнительно легко поддалась, и дыра, ведущая в неизвестность, стала еще шире.

Минут через пятнадцать они стояли возле рваного черного прохода и оба, не сговариваясь, поежились, когда их лизнула выползающая оттуда сырость. Тамара почувствовала, что Артем смотрит на нее, и подняла на него глаза. Потом кивнула и, пригнувшись, шагнула в темноту.

Глава 49. Донорская конечность

В этот раз Тамаре было самую малость спокойнее: она была не одна. Рядом шел Артем, и она постоянно слышала, как похрустывают по каменному полу подошвы его кроссовок, как колышется воздух от его учащенного дыхания. Своим левым плечом она нет-нет да и задевала его правое – и каждый раз ей становилось немного теплее.

И даже несмотря на это, стоило им ступить в зияющий пролом, Тамара не могла отделаться от ощущения, что им здесь не рады. Что сама темнота ворочается спросонья и провожает их сотней голодных глаз. Что воздух – влажный, тяжелый, пропахший плесенью – смыкается за их спинами, как густая болотная вода, стоит свету фонарика двинуться чуть дальше. Артем, кажется, тоже это ощущал: пару раз Тамара замечала, что он беспокойно оглядывается, шарит взглядом по сводчатым стенам, словно только что видел там что-то, чего предпочел бы не видеть.

Путь к операционной сейчас занял меньше времени. Тамара даже удивилась: по ее воспоминаниям, она блуждала несколько часов, прежде чем добраться сюда. Мелькнула мысль, что они свернули в другую сторону, выбрали более короткую дорогу, и стало страшно от того, каким огромным может быть это подземелье, как далеко оно простирается, что еще прячется в его сырых коридорах.

Артем остановился у входа в операционную, втянул носом воздух, прищурился. Тамарин фонарик описал дугу и затрепетал, зацепившись за перевернутый металлический стол, который раньше вполне уверенно стоял на четырех ножках, обрушенные шкафы, мерцающую россыпь стеклянных осколков, мокнущие на полу книги и тетради.

– Это тут? Про это место ты говорила? – шепнул Артем.

– Да… Только здесь все… по-другому. Кто-то был тут и все разрушил.

– Ну и жуть! – Артем прошел чуть вперед, наклонился, поднял кончиками пальцев обрывок некогда белой ткани, запятнанный позеленевшими от времени разводами. – Это что за гадость? Кровь?

– Видимо…

Артем бросил ткань, вытер пальцы о джинсы, осторожно обошел разбросанные инструменты и вытащил из-под осколков раскрытую тетрадь.

– Посвети-ка…

Тамара оказалась рядом и направила на страницы луч фонарика.

– Черт, опять все промокло… – Артем разочарованно смотрел на расплывающийся текст, пока наконец не нашел несколько уцелевших страниц. – А вот тут еще можно прочитать. «4 января 1945. Состояние соответствует проведенной операции. Пациент без сознания, температура 98,6 по Фаренгейту, дыхание ровное и чистое. Рана немного… кровит? Кровоточит? Провел перевязку…»

– История болезни? – удивилась Тамара. – Он здесь кого-то лечил?

– Что-то я сомневаюсь. – Артем перевер^{нул страницу. –} «5 января. Пациент приходил в сознание, сделал несколько глотков воды. Кожа бледная, мокрая… Или влажная? Температура 99,5 по Фаренгейту. Дальше 5 января, вечер. Заметил небольшое шевеление в…» ^{– Артем задумался. –} Донорской, кажется, да. «…в донорской конечности. Это хороший знак. Беспокоит температура, она продолжает расти. Повязки меняю четыре раза в день».

– Донорская конечность… Он пришил кому-то ногу? Уже тогда, в сорок пятом году? Разве это возможно?

– Ты меня спрашиваешь? Тут еще немного есть. Читать?

– Конечно.