Девочка из черного мрамора

– Тамара, вот и ты! Хорошо, что пришла. – Озеров лучезарно ей улыбнулся. – Как твое рисование? Есть новые работы? Вероника Сергеевна мне показывала, и это, должен сказать, впечатляет.

– Ну так, немного рисую.

Тамара вспомнила о девушке, окруженной лебедями, и мысленно спросила Озерова, его ли это рук дело. А если его, то почему их рисунки так похожи. Но ответ, конечно, прочесть не смогла. Лицо директора не выражало ничего, кроме внимания и любопытства.

– Это как раз и есть то, о чем я говорил. – Озеров немного повысил голос, чтобы остальные тоже его слышали. К директору и Тамаре повернулись несколько лиц, освещенных светом костра. – Если дать себе волю, если прислушаться к себе, вы обязательно услышите что-то интересное. В каждом заложен талант, а чаще – несколько. Просто бывает так, что отыскать его трудно. Нужны кропотливые археологические раскопки: пробиться сквозь каменное сопротивление, смахнуть песок ложных установок – и вот уже начинает проглядывать что-то неповторимое. Правда, Тамара? – Он снова улыбнулся.

– Не знаю… – Тамара не понимала, что ей ответить.

Андрей Евгеньевич намекал, что за ее успехи нужно благодарить его методику, но Тамара не чувствовала, что кто-то так уж старался что-то в ней раскопать. На самом деле рисовать она начала не после занятий с психологом или командных игр с Озеровым, а после… Тамариной макушки будто бы снова коснулась длинная, нечеловечески длинная трехпалая рука, обтянутая белой тканью. Рука, которая ползла к ней откуда-то сверху, с чердака, полного шорохов, скрипов и вздохов.

Она взяла с низкого столика пластиковую чашку, кинула туда пакетик чая и залила его водой из большого термоса.

– Привет! – Ей помахала Поля.

Нина сидела рядом на раскладном стуле, положив на колени плед. Лера и Артем стояли чуть поодаль, у самой кромки воды, и о чем-то разговаривали. Вернее, говорила, судя по всему, Лера, а Самбуров стоял к ней вполоборота, уткнувшись в телефон и периодически бросая односложные ответы.

– Привет. – Тамара села рядом с Ниной и отхлебнула чаю.

На земле возле них стояли большие миски с маршмеллоу и нарезанным квадратиками хлебом. Стало совсем темно. Пруд, отражающий беззвездное, затянутое тучами небо, напоминал Тамаре непроглядный черный провал, бездну, которая прячет что-то в своих глубинах.

Озеров раздавал деревянные шпажки, на которых можно было жарить зефир и хлеб.

– Раз все в сборе, – сказал он, – как вы смотрите на то, чтобы немного поиграть? – И, увидев, что его предложение не вызвало бурного энтузиазма, разве что у некоторых девочек из шестого и седьмого, сверлящих Озерова влюбленными взглядами, продолжил: – Не волнуйтесь, я не буду надоедать вам весь вечер. Так, помогу немного разрядить обстановку, а потом отстану, и вы сможете пообщаться сами.

Он начал объяснять правила. Нужно было рассказать о себе три факта, один из которых – выдумка. Остальные должны угадать, какой именно. Тот, кто угадает, сможет задать любой вопрос, на который нужно честно ответить.

Начали с пятиклашек, но слушать их было скукой смертной, так что Тамара надела на шпажку две зефирины и один кусочек хлеба и уставилась на огонь. На полминуты она нырнула в свои мысли, но выдернул ее оттуда звук.

Плеск воды. Словно кто-то тихонько ударил по ней плавником. Или рукой. Тамара сидела вполоборота к озеру, деревянные ножки ее стула упирались в поросший жухлой травой берег в полуметре от того места, где он нырял вниз и сливался с жидкой глянцевой тьмой.

Хлюп. Шлеп.

Тамара медленно обернулась, посмотрела на подрагивающую воду, по которой беспокойными рыжими призраками скользили блики костра.

Смотреть на воду Тамаре всегда нравилось: умиротворяющее занятие. Но сейчас в груди зашевелилось беспокойство. Даже дышать как будто стало труднее. У Тамары бывало похожее чувство, когда она видела собак. В детстве ее укусила за левую ногу дворняга, шрам на икре, если присмотреться, был виден до сих пор, – наложили три шва, а потом делали прививки от бешенства. С тех пор от собак Тамара ничего хорошего не ждала и обходила их десятой дорогой.

Шлеп.

Здесь же наверняка водятся рыбы. И лягушки. И… что там еще водится в прудах?

«Там, кажется, кто-то умер… Или утонул», – некстати вспомнились слова официанта. Тамара поежилась и повернулась к огню, вслушиваясь в потрескивание веточек и вдыхая ароматы горящего дерева и поджаренного хлеба.

Очередь играть дошла до Полины – с ее рыжими вьющимися волосами она в свете костра и сама казалась кусочком пламени.

– Три факта и один выдуманный… – Поля натянула рукава куртки на ладони. – Ладно. Я умею делать сальто. Однажды я побрилась налысо. Я никогда не лежала в больнице.

– Второй – вранье, – почти сразу откликнулся Самбуров.

– Как ты догадался? – засмеялась Поля.

– Сама же говорила как-то, что занималась гимнастикой. – Он отправил в рот подрумянившуюся зефирину. – А в больнице… Кстати, с тебя ответ на вопрос: почему ты лежала в больнице?

Улыбка тут же стекла с Полиного лица. Она зябко приподняла плечи и сунула ладони между коленок, словно пытаясь их согреть.

– Я…