Девочка из Франции

Потянулись мучительно однообразные дни. Наступил октябрь с бесконечными, уныло моросящими дождями и неизменно серым, безрадостным небом. Главная улица Трепарвиля опустела. Дети и старухи сидели в темных, сырых квартирах, жались поближе к огню. Особенно тоскливо было в сумерки, когда с моря задувал резкий ветер. В дождливые вечера Жанетта оставалась в своей каморке одна. Свернувшись на кровати, она смотрела застывшим взглядом на крошечный четырехугольник потолка. Постепенно сгущались сумерки, и Жанеттой овладевал гнев и какое-то холодное, враждебное чувство к отцу. Вот было бы хорошо, если бы однажды вечером папа открыл дверь, а дочь лежит мертвая на кровати! Жанетта закрывала глаза, складывала руки на груди и на несколько мгновений задерживала дыхание… Или же вдруг, когда папа больше всего развеселится у этого противного Лорана Прюнье, кто-то позвонит и скажет, что в доме Рошта пожар. Как торопился бы папа, как бы он мчался по улице! Но уже поздно! Все кончено — Жанетта погибла в огне…

И Жанетта плакала от жалости к самой себе: бедная девочка, как рано приходится ей умирать, покинутой всеми!

— Какая красивая была эта Жанетта!.. А какие способности!.. Единственное утешение бедного отца, — говорила она, заливаясь слезами.

Затем Жанетта вскакивала с кровати. Она стягивала на груди крест-накрест старый, потрепанный черный бабушкин платок и в чрезвычайно возвышенном состоянии духа выходила на улицу. Она ставила у порога стул и мягким, но решительным тоном, соответствующим ее настроению, отстраняла от себя своих приятелей.

— Я хочу побыть одна, — важно объявляла она. — Мне нужно подумать!

Но каким было для нее облегчением, когда на плохо освещенной улице появлялась высокая мужская фигура! Йожеф Рошта шел быстро, почти бежал: теперь он всегда очень спешил домой, словно и его преследовало страшное видение горящего дома. Он еще издали махал дочке рукой, а приблизившись, замедлял шаг и тыльной стороной руки отирал пот со лба. Жанетта не бежала ему навстречу. Притворяясь холодной и безразличной, она с нарочитой медлительностью следовала за отцом в дом. Отец засыпал ее вопросами. Что делала целый день? Хорошо ли ела? Не боялась ли одна? И на все получал отрывистые ответы: «Ела… Чего мне бояться?»

Но постепенно напряженность, нараставшая в течение дня, ослабевала. Жанетта, словно оттаяв, с интересом слушала рассказы отца и проникалась сознанием собственной значимости. Ведь папа точно так же обсуждал с нею свои дела, как когда-то с мамой, рассказывал ей о результатах поездки в Париж, о своих беседах в партийной организации и о том, что решение вопроса об их возвращении на родину хоть и очень медленно, но приближается к концу. Венгерское посольство в Париже отнеслось к просьбе Йожефа Рошта положительно. Лоран Прюнье всех поднял на ноги и даже сам побывал по делу Рошта в партийном руководстве провинции.

Однажды, вернувшись домой, Йожеф Рошта рассказал, что справлялся, сколько будут стоить билеты и отправка багажа; он принес сверху жестяную коробку и вместе с Жанеттой пересчитал ее содержимое. С важным видом разглаживая бумажные деньги, девочка озабоченно сказала:

— До Парижа добраться тоже ведь денег стоит, папа. Ты подумал об этом?

— Хорошо, что напомнила, дочка! А ну-ка, давай подсчитаем…

И они снова принялись за подсчеты.

Теперь Йожеф Рошта всякий раз приносил с собой в сумке что-нибудь съедобное: жареную рыбу, креветок, салат в банке… И пока дочка на глазах у него поглотала лакомые кушанья, он несколько успокаивался. Целый день, на работе и во время переговоров об отъезде, его преследовала мысль, что девочка дома одна. Может быть, голодная, может быть, заболела… И ему казалось, что он снова слышит слова, сказанные доктором: «Дальняя дорога и резкая перемена климата убьют ее…» — это было семь лет назад, когда он вот так же сидел с Полиной, строя планы и пересчитывая их маленькие сбережения. Да и сколько раз бывало — скажет он что-нибудь, и вдруг ему вспомнится: те же слова когда-то звучали здесь, в этих четырех стенах. Ведь точно так же он произнес однажды то, что объявляет Жанетте сейчас, в этот ноябрьский вечер:

— В среду я получу паспорт.

Несколько дней спустя Йожеф сказал:

— Думаю, дочурка, что в следующую пятницу мы отправимся. В воскресенье сестра Вильма свободна и встретит нас на вокзале.

Жанетта молча кивнула головой, но на лице ее отразилась отчаянная боль, будто пронизавшая ее насквозь. Йожеф Рошта сел за кухонный стол и после долгих приготовлений начал писать. Он писал сестре и тем трем шахтерам, что вернулись на родину семь лет назад.

— Я пойду погуляю немножко около дома, — сказала Жанетта.

Не дожидаясь ответа, она вышла и, против обыкновения, тихо затворила за собой дверь. Жанетта не спеша прошлась по всей главной улице, с достоинством кланяясь знакомым:

— Добрый вечер, мадам Брюно!.. Добрый вечер, мадам Роже!..

Соседки, заметив трагическое выражение ее лица, переговаривались:

— Что это стряслось с маленькой Жанеттой? Еле ноги передвигает, идет словно во сне…