Девочка из Франции

— Бульонные кости в холодильник… Доска вся в крови… Не втирай мне очки, уж я-то вижу! Как закончил разделку — чтоб ни одной капли крови не оставалось на прилавке… Голову руби надвое вдоль, у ушей пополам разруби, поперек… Заднюю ногу целиком повесь на крюк, от нее никому не смей резать — к вечеру пришлют за мясом от господина директора…

Великолепное мясо из бедренной части, отбивные — все это целиком шло к столу администрации шахты; женам же шахтеров, когда они покупали у Мезье немного мяса, доставались остатки да обрезки. Иные трепарвильские хозяйки бойкотировали мясника Мезье и все необходимое покупали в Рубэ, но Мезье это мало беспокоило. Для него это капля в море!

У него был собственный дом, красивое строение прямо напротив церкви — на углу главной улицы, там, где она выходит на маленькую площадь, — да в Лилле он купил комнату для приемов: она на втором этаже и обставлена плюшевой мебелью. Он даже заказал для своей лавки вывеску, на которой белыми буквами по черному полю написано: «Мезье, мясная и колбасная». Над фамилией «Мезье» неизвестно почему красовались три золотые звезды.

Жанетта была заклятым врагом мясника: «Ишь ты! Лучшие куски на виллы отсылает!» Но не меньше ненавидела она и тех, для кого предназначались эти лучшие куски. По ее мнению, Мезье обязан был всю тушу продавать любым покупателям без различия, в порядке очереди. Проходя со своими приятелями мимо мясной, она всякий раз старалась новой озорной выходкой насолить наглому торгашу с козлиной бородой. Андрэ Вавринек начинал отчаянно ржать. Ржанью гармонично вторило однообразное блеянье, воспроизводимое Мари Жантиль, а маленький Стефан воссылал к небу непрерывный ослиный рев «Иа-а» под аккомпанемент веселого хрюканья усердствовавшей Жанетты. На лестнице появлялся Мезье. В бешенстве он размахивал окровавленными руками, прыгала его рыжая бороденка, похожая на щетку. Его вой и визг были последними заключительными аккордами этой удивительной симфонии… Однажды вечером ребята написали мелом на двери его лавки: «Закрыто по случаю смерти». В другой раз Жанетта позвонила мяснику из автомата на станции и, ловко подражая голосу жены директора шахты, заказала целого вола: «Мы затеяли для наших парижских друзей маленький пикник с фейерверком. Вола мы зажарим целиком — это тоже входит в программу праздника. Так вы, любезный Мезье, уж позаботьтесь, чтобы мясо было хорошее, упитанное. На этот раз пусть он не на вас походит, а на господина аптекаря…» Какие завывания раздались тогда у другого конца провода! Маленький Стефан, который тоже приложил ухо к трубке, шлепнулся на землю и, скорчившись, беззвучно захохотал.

Но, очутившись у мясной одна, без товарищей, Жанетта разрешала себе только небольшие вылазки. Так и сейчас — она остановилась перед лавкой и, подражая громкому голосу мясника, бросила приказчику короткое приказание:

— Собачью печенку, понял!

Из глубины лавки изумленный голос переспросил:

— Собачью, хозяин?

Жанетта не стала ждать продолжения и быстро, но с гордо поднятой головой удалилась с места происшествия. За спиной она услышала женский смех, злобный вой мясника и свое имя, повторенное несколько раз: «Жанетта Роста… Ох, уж эта Жанетта Роста…» Успех воодушевил девочку, и она с особым рвением опустилась на колени перед церковью и не спеша, истово перекрестилась. Сердце у нее бешено колотилось. Она чувствовала какое-то вдохновение, удовлетворенность, словно артистка, стяжавшая овации. У бензиновой колонки стояла черная закрытая машина с парижским номером. Жанетта внимательно рассмотрела сидевших в ней проезжих — пожилого мужчину с морщинистым лицом и элегантную толстую даму. А вот единственный в Трепарвиле столб для объявлений. Сейчас его обвивает огромный плакат. На плакате изображена голова радостно улыбающегося гигантского младенца, под нею большими буквами написано: «Мыло Кадум», а над нею, помельче: «Шоколад Менье». Рядом со столбом, у края тротуара, стоял на двух подпорках щит с рекламой: «Шины Мишлен».

Жанетта потихоньку напевала: «Мыло Кадум, шоколад Менье», потом стала петь иначе: «Мыло Менье, шоколад Ка-а-дум…» Время от времени она здоровалась с женщинами, выглядывавшими из окна или сидевшими на скамеечках у порога: «Добрый вечер, мадам Брюно… Добрый вечер, мадам Жаклен…» Перед домом Жантилей она ускорила шаг — мадам Жантиль вечно спрашивает ее о своей дочке! Но из окна второго этажа уже раздался ей вслед укоризненный голос:

— Где ты нашу Мари бросила, Жанетта?

— Она уже идет, не беспокойтесь, пожалуйста. У меня еще другие дела были, — важно прибавила девочка.

— Ну так поторапливайся! Твоя мама только что прошла со станции.

— Ой, надо идти скорей! До свидания, мадам Жантиль.

— До свидания, Жанетта.