— А моя мама говорит, что я спорщица, вечно и во всем ей прекословлю и разеваю рот, как венские ворота. А когда я спрашиваю, какие такие эти венские ворота, она опять за свое: не перечь мне, не прекословь! — Эржи помолчала, потом спросила у Жанетты: — Твоя мама когда умерла?
— Летом, — сказала Жанетта. — У нее рак легких был, — тихо добавила она.
— Она была строгая?
— О нет, никогда! — Жанетта наконец поднялась, и вот уже снова все трое сидели рядом, беседуя сердечно и дружески. — Она такая была ласковая… Пожалуй, она папу любила больше, чем меня.
— Какие глупости ты говоришь, Аннушка!
— Да нет, это правда, раз я говорю! Больше всего я бывала с бабушкой. Она тоже очень хорошая! — И снова повторила, словно убеждая кого-то: — Право же, хорошая. А когда мама умерла, ей устроили красные похороны.
— А что это значит?
— Что? Ну вот за гробом идет огромная-преогромная толпа народу, и поют… и все с красными флагами. На мамины похороны даже из Парижа приехали, и весь Трепарвиль там был…
Слово за слово, и она чуть было не рассказала, что одна только бабушка не пошла на красную панихиду — не могла вынести, что ее дочь без попа, без церковного отпевания «бросили в яму». За эти несколько недель, проведенных в обществе тети Вильмы, в новой, переполненной событиями жизни Жанетта все чаще вспоминала свою бабушку. Кругозор ее вдруг прояснился, и она, желая того или не желая, постоянно сравнивала, судила. Далекий образ бабушки как-то уменьшался, сжимался, все больше и больше теряя свою былую значительность. Но чем сильнее Жанетта это чувствовала, тем больше росло в ее верном сердце щемящее чувство любви и жалости к темной, старой бабушке… Нет, она никому не выдаст свою бабушку, память о ней она сохранит для себя одной, да и вообще предательство не в ее характере! Пусть Эржи и Мари думают о ней что хотят. В свое время она не выдала ведь и вайанов… да и потом… есть же вещи, о которых люди не говорят даже тогда, когда могут выражать свои мысли так же хорошо, как Эржи. И Жанетта с восторженным изумлением посмотрела на высокую, стройную девочку. Совсем как взрослая и все-все знает!..
И позднее, когда Жанетта снова сидела наедине с тетей, калачиком свернувшись в глубоком кресле, и вела с ней задушевную беседу, она сказала:
— Ой, тетя Вильма, вы даже не знаете, какая Эржи умная! Ужасно умная!
— Да что ты говоришь!
— У нас в Трепарвиле тоже есть один человек, его зовут Лоран Прюнье, так он тоже все, все мог объяснить! Отец моей подруги!
Она заявила это решительно и гордо. Время и расстояние разрешили еще недавно открытый вопрос: кто для нее Роза — подруга или враг? Роза всегда хорошо относилась к Жанетте, да и сама Жанетта в глубине души любила ее, уважала и… и, быть может, завидовала отважной девочке. Да, конечно, они были подругами, и когда-нибудь, если будет настроение, Жанетта напишет ей письмо.
— А этот ваш умный человек где работал?
— В шахте, вместе с папой.
— Старый, молодой?
— О, очень старый!
— Сколько же ему лет?
— Много, — подумав, сказала Жанетта. — Наверно, уже сорок пять минуло.
Тетя Вильма негодующе всплеснула руками:
— Столько же, сколько и мне! Значит, я тоже очень старая? Ах ты, глупышка! Зачем огорчаешь тетю Вильму!
— Н-нет, вовсе нет! — Жанетта несколько смешалась и вдруг неожиданно спросила: — А вам никогда не случалось замуж выходить, тетя Вильма?
Вильма Рошта засмеялась, но не обычным своим громогласным смехом, от которого сотрясалось все ее статное тело; да и ответила она каким-то тихим голосом:
— Нет, не случалось… Впрочем, не в том было дело. Некогда было, знаешь ли… Когда молодая была, на выданье, пришлось растить да воспитывать ребенка.
Жанетта широко раскрыла глаза:
— Какого ребенка?
— Твоего папу, — ответила тетя Вильма. — Осиротели мы рано, вот и остался братишка на моих руках… А там уж и молодость прошла, минуло время для Вильмы.
Наступила тишина. Быстро перебирая пальцами, тетя Вильма сплетала бахрому на скатерти. Жанетта соскользнула с кресла, подошла к тете и, опустив руки, проговорила странно тоненьким голосом:
— А теперь опять у вас ребенок на руках, тетя Вильма?
И тут на всю комнату раздался такой знакомый громовый хохот.
— Это ты хорошо сказала, Аннушка! — проговорила тетя Вильма и не переводя дыхания продолжала: — А коньки так и валяются у тебя в комнате! Надо их вытереть хорошенько, а не то заржавеют.
На следующий день за Жанеттой зашла Бири, Они долго бродили по улицам, разглядывая витрины, пока наконец не купили ремешки к конькам. По дороге на каток и затем до самого дома Бири все заговаривала о том, что на толкучке они могли бы купить ремешки дешевле, а оставшиеся деньги потратить на лакомства.